ОТКУДА БЕРУТСЯ РОДИТЕЛИ

Лилия Черенёва, Иван Черенёв ("Школьный Вестник" №8 за 2019 год)

ОТКУДА БЕРУТСЯ РОДИТЕЛИ

В 2017 году Лилии и Ивану Черенёвым в роддоме в подмосковного Красногорска не хотели отдавать новорождённую дочь. Заведующая детским отделением сказала Лиле, что не может отдать ей ребёнка, так как они с мужем являются тотально незрячими, а значит, по её мнению, не могут создать ему нормальные условия жизни и ухаживать за ним.
Только после вмешательства  восовской общественности и прессы ситуацию удалось разрешить - молодую маму выписали с новорождённой дочкой.
О том, чему научились Лилия и Иван с рождением дочери, как растёт маленькая Соня, расскажут в своих статьях счастливые родители.

ПОЕЗДКА в РОДДОМ

МАМА

В тот день всё как-то закрутилось и пролетело ураганом. Когда я поняла, что «Оно» начинается (а это было глубокой ночью), первым делом решила сходить в душ, поесть, умыться. Я полагала, что эти действия доведётся повторить ещё не скоро. Как оказалось впоследствии, это были правильные расчёты.
В течение этих пяти часов я стояла, сидела и лежала в самых разнообразных позах. Используя специальную дыхательную гимнастику, описание которой нашла в Интернете, дышала экономным и собачьим дыханием, даже успела немного вздремнуть. А самое главное, ощущала огромное напряжение и как бы окаменение мышц живота и всего, что внутри него. Мне пришло в голову, что схватки — это брюшные судороги.
Три объёмных пакета для роддома уже недели три находились в полной боевой готовности. А вот это был мой просчёт. Во-первых, медперсонал такому количеству вещей не обрадовался — почему-то медсёстрам очень не нравится таскать все твои пакеты, пока ты в это время тащишь себя и свой живот в предродовую палату; во-вторых, в послеродовой палате было мало места для всего того, что мне при сборах казалось таким необходимым, а на пол ставить ничего, кроме тапочек, не разрешили; в-третьих, большинство из всего взятого просто не понадобилось. Но об этом как-нибудь в следующий раз.
К слову, во многие больницы с собой нельзя брать ни дамские, ни дорожные, ни хозяйственные сумки. Надеюсь, мысль про чемодан вам в голову даже не придёт. Только полиэтиленовые пакеты, на них скапливается меньше грязи и болезнетворных микробов, и к тому же их (в смысле пакеты) можно мыть.
Через единую службу экстренных вызовов по номеру 112 муж Иван звонит в «скорую»:
— Жена рожает.
Сухой голос в трубке:
— Назовите причину вызова.
Муж в недоумении:
— Говорю же, жена рожает.
В ответ:
— Я поняла. Какая причина вызова?
Ваня начинает нервничать:
— Какая ещё нужна причина вызова?! Женщина рожает, нужна машина «Скорой помощи», чтобы поехать в роддом.
Диспетчер раздражается:
— Вы назовёте мне причину или нет? Схватки, воды отошли или ещё что?
Муж выдыхает:
— Аааа! Схватки.
Далее идёт выяснение подробностей. Длительность и промежутки между схватками (да-да, это тоже важно заметить, можно и с секундомером), сколько полных лет роженице (тут мужчина может растеряться), ну и, конечно, адрес, по которому нужно подать машину.
Задолго до поездки я почитала отзывы про то место, куда меня везла карета скорой помощи. Конечно, не санаторий, но мне этого и не надо. Тогда я знала, что роддом можно выбрать, но плохо представляла, как поступить, чтобы попасть в то медицинское учреждение, в которое хочешь, а не туда, куда везут в твоём районе. Ну да ладно.
Мы едем, едем, едем… а внутри каждые 5 минут всё сжимается и просится наружу. Кстати, за инвалидность первой группы по зрению мне перепал бонус — мою маму тоже взяли в «скорую».
И вот мы в приёмном покое. Тут начинается возня с бумажками, хотя это последнее, что мне сейчас нужно, но, видимо, чрезвычайно важно для медицинского учреждения. И где это светлое будущее, когда вся информация о человеке находится в одной электронной базе, карточке или даже чипе?
Сначала принимают документы — паспорт, полис ОМС, обменную карту, родовой сертификат и больничный (если он имеется); снимают с них копии, если ты опрометчиво забыла это сделать заранее; заполняют и дают подписать целую кипу бумаг — личные и медицинские данные, различные согласия на врачебные вмешательства и отказ от них, кстати, такие ещё дадут и в предродовой палате, и почти сразу после родов; задают массу вопросов — какие по счёту беременность и роды, какая группа крови, нет ли аллергии, когда начались схватки и много-много других, хотя почти всё это, естественно, кроме схваток, написано в документах.
Во всей этой бумажной круговерти есть одна деталь: все заявления, согласия и отказы должны быть написаны от руки, что, как вы понимаете, для нас достаточно проблематично. Тут на помощь нам может прийти рука родственника, предусмотрительно взятого вместе с пакетами из дома. Если же такового рядом не оказалось, нужно попросить распечатать текст документа, подписать его и приложить справку об инвалидности.
Дальше была подготовка: осмотр, взвешивание, кровь из пальца, переодевание в больничную одежду и ещё кое-какие манипуляции.
Ну вот я и лежу на кушетке в предродовой палате и занимаюсь чем положено — жду. Жду, пока прорвётся околоплодный пузырь (или ему помогут) и отойдут воды. Да, вопреки тому, что показывают в фильмах, чаще всего это происходит именно в роддоме. К слову, околоплодный пузырь — это герметичная ёмкость, внутри неё в жидкости на протяжении всей беременности находится малыш.
Время от времени меня осматривает врач, а аппарат кардиотокографии снимает сердцебиение ребенка. Акушерка, которая бегает от одной роженицы к другой, просит успокоиться и сосредоточиться, напоминает, как дышать. Если врачи соберутся колоть «Но-шпу» для уменьшения спазмов или гормон окситоцин для улучшения родовой деятельности, она обязательно сообщит об этом.
Наконец-то макушка внутриутробного существа показалась настолько, что можно перемещаться в родзал. Там меня уложили на специальную кровать, которая на самом деле является креслом, и велели принять хитро-гимнастическое положение.
Дальше дыхание, потуги, дыхание, потуги, дыхание и… нет, не ребёнок. Сначала делают надрез, и только потом выскальзывает нечто, что акушерка выкладывает на мой живот и прикладывает к груди.
Беззубыми, но очень жёсткими дёснами оно жамкает меня, а я складываю на него руки и говорю: «Это же зверёныш какой-то!» Врач акушер-гинеколог (не путать с акушеркой, потому что это родовая медсестра), видимо, усомнившись в моей способности адекватно воспринимать происходящее после родов, убеждает меня, что это не зверёнок, а ребёнок. Я ей верю.
А ещё до меня откуда-то из глубины помещения доносится: «Девочка, рост пятьдесят один сантиметр, вес три килограмма и двести сорок грамм». «Ну,— думаю, — прямо в стандартные параметры уложилась!»
Спрашиваю, который час, и, получив ответ, прикидываю, сколько времени прошло от первой схватки. Ничего себе! Восемь с половиной часов! Быстро отстрелялась! А родственники, знакомые и всезнающий Интернет говорили, что первые роды могут длиться сутки и даже больше.
Просыпаюсь после наркоза, в который меня зачем-то окунули для наложения швов, хотя гормональный коктейль, захлёстывающий только что родившую женщину, служит ей естественной анестезией, и чувствую, что лицо безудержно и бесконтрольно расплывается в улыбке. Это всё те же гормоны во главе с окситоцином, который ещё называют гормоном радости. Бывает, что они, наоборот, вызывают слёзы, тут всё индивидуально.
Меня на каталке везут в послеродовое отделение. Я говорю медсёстрам: «Ой, так хорошо!» Они, улыбаясь, отвечают: «Ну хоть кому-то хорошо». Ребёнка же забирают в детское отделение.
В палате мне дают предметы первой необходимости: воду и телефон. Начинается обзвон всех причастных и неравнодушных. Заплетающимся языком пытаюсь изложить ещё более заплетающиеся мысли. Вставать несколько часов нельзя.
Вечером приносят дочку, кладут рядом со мной на кровать, показывают, как кормить. Впрочем, кормлением это назвать сложно, потому что молоко не приходит сразу, в первые дни жизни ребёнка его заменяет молозиво. Польза этой жидкости для младенца обратно пропорциональна её количеству. То есть пользы много, а количества мало. И такое положение дел не всегда устраивает новорождённого.
Мне поначалу страшно шевельнуться и тем более притронуться к малышке, но мы потихоньку осваиваемся. Я осторожно, как хрустальную вазу, в первый раз с помощью медсестры, а потом и сама беру её на руки и очень горжусь, что не сломала и не уронила.
В течение нескольких дней её приносят четыре раза в день из детского отделения. Вообще, в современных роддомах детей в основном оставляют в специальных люльках-тележках рядом с мамой в палате. Но в случае инвалидности женщины медперсонал обычно принимает решение забрать ребёнка в детское отделение.
В последующие дни я была на осмотрах и УЗИ, сдавала анализы, проходила восстановительную терапию. И конечно, продолжился бюрократический марафон. Теперь уже дают подписать бумаги на новорождённого. Это согласия или отказы для исследований и прививок.
Но вот я получаю и подписываю последние документы, а медсестра несёт дочку в выписную комнату. Она ловко одевает ребёнка в только что привезённую родственниками одежду и заворачивает в кучу пелёнок и одеял. Весь этот немыслимый свёрток вручается отцу семейства.
Объятия, поздравления, цветы, фотографии — всё согласно лучшему из сценариев.

ПАПА

Одним не самым солнечным и не слишком тёплым, но всё-таки летним днём мы с родственниками и друзьями отправились в приёмный покой ближайшего родильного дома, где мне должны были вручить мою недавно появившуюся на свет копию.
А ведь сказал бы мне кто-нибудь лет пятнадцать назад, когда слова «семья» и «дети» ассоциировались с ограничением личной свободы, что я вот так запросто поеду забирать из роддома новорождённую дочь, не поверил бы. И уж тем более не поверил бы в рассказы на тему «Дети — это цветы жизни», ибо как могут эти маленькие сопливые и натужно кричащие существа вообще вызывать позитивные эмоции.
На практике же выяснилось, что до появления ярких позитивных эмоций предстояло ещё пережить некоторое количество весьма недетских испытаний.
А пока, не подозревая об испытаниях, я направлялся в роддом и размышлял о том, что я буду чувствовать, когда возьму на руки частицу себя, выраженную в виде нового человека.
Пикантности всей ситуации добавляло полное отсутствие у меня такой удобной и, безусловно, полезной функции организма, как зрение. И уж конечно, когда боишься по причине отсутствия зрения попасть в какую-нибудь неловкую ситуацию, то обязательно в неё попадаешь.
Надо сказать, что новорождённые малыши в первые месяцы жизни не могут самостоятельно держать голову в определённом положении. Потому чаще всего приходится носить их на руках горизонтально, поддерживая их голову ладонью или внутренним сгибом локтя.
Именно в горизонтальном положении мне и вручили огромный свёрток из пелёнок и одеял, в недрах которого вместе с приятной тяжестью, судя по всему, затаилась какая-то внимательно изучающая и любопытная деятельность.
Множество раз по пути в роддом я представлял себе нашу первую встречу и думал о том, что это будет миг, пронизанный внутренним философско-жизненным пафосом, но вместо того первая мысль была: «Да ведь это же кабачок!»
Новорождённая София была с ног до головы закутана в массу пелёнок и представляла собой продолговатый предмет, как мне тогда показалось, одинаковый с обоих концов. Именно эта одинаковость и заставила меня вместо глубокомысленных переживаний задуматься над определением, с какого конца свёртка находится голова.
Казалось бы, чего проще? По звуку определить, какой из концов пищит и капризничает, но «Кабачок» внутри свёртка хранил упорное молчание и сам, похоже, не знал, как реагировать на нового для него человека.
Замешательство затягивалось, а мне хотелось вот так просто взять дочку на руки и, повернувшись в сторону её лица, сказать: «Ну вот мы наконец и встретились», или «Привет, Кабачок!»
Держать ребенка строго горизонтально, к слову, не слишком удобно, и потому хочется хотя бы немного поднять его голову и, слегка опустив ноги, расположить его под небольшим наклоном. Но голова, ровно как и ноги, всё никак себя не проявляли. Я решил не испытывать судьбу, а также нервы медперсонала и вынести Софию из роддома в строго горизонтальном положении.
Мы вышли на улицу, и тут содержимое пелёнок разразилось таким душераздирающим криком, что на мгновение я забыл, зачем вышел. В сознании возникли одновременно две мысли. Первая: «Ура! Голова у неё и вправду, кажется, всё-таки есть!» и вторая: «Сейчас медперсонал подумает, что я что-то не так делаю с малышкой. Ведь не может же человек кричать так, как будто подвергается четвертованию, если у него при этом всё хорошо?»
Позже на практике я узнал, что подобная реакция новорождённого на различные раздражители, как то: неудобная одежда, слишком жёсткая для младенческой кожи ткань, собравшаяся под спинкой складка на пелёнке, о существовании которой (нет, не пелёнки, а складки) можно никогда так и не узнать, перемена атмосферного давления, некруглосуточная поставка в организм тёплого молока, неудобство позы возлежания и, конечно, нестабильность курса криптовалюты на рынке финансов — абсолютно обыкновенное дело. А пока я стоял на крыльце роддома и чувствовал себя не вполне состоятельным отцом.
Но вот мы забрались в машину, тут же в подготовленных заранее вещах нашлась силиконовая пустышка, и в салоне воцарилась вожделенная тишина.
«Кабачок» ехал на коленях жены Лилии, причавкивал пустышкой и производил вполне мирное и благостное впечатление, так что нельзя было и предположить, что будет происходить, когда наступит ночь.

Продолжение следует...