Нилыч

Леонид Авксентьев («Школьный Вестник» №6 за 2023 год)

НИЛЫЧ

Река делала крутой поворот. На обрывистом левом берегу, подступив к самому его краю, возвышались огромные сосны. Они отражались в неподвижной глади реки густой зелёной стеной. Правый же берег был более пологим. Здесь, на всём видимом пространстве, буйно разросся ивняк пополам с иван-чаем, над которыми легко возвышались белые колонны берёз.
— Па, подгребай вон туда! — крикнул Мишаня, указывая рукой на еле заметную тропинку, ведущую в тенистые заросли.
Резиновая лодка послушно свернула в указанное место. В достаточно прозрачной воде было хорошо видно, что глубина здесь немалая. Берег под крутым углом резко и почти отвесно уходил в тёмную глубь. Они выбрались на берег, с удовольствием разминая застоявшиеся мышцы ног. С интересом осмотрелись.
— Да, сынок, пожалуй, здесь и остановимся на ночь. А завтра утречком подёргаем окушков, во-о-он у того тростника, — кивнул отец в сторону противоположного берега. — Сдаётся мне, что есть он там. По крайней мере, будь я на его месте, то непременно бы водился только в этом тростничке.
— Так в чём же дело, папа? — и сын, упёршись обеими руками в широкую отцовскую спину, попытался столкнуть его в воду. Но Александр Петрович будто был готов к такому обороту. Он сейчас же нагнулся вперёд, и Мишаня неожиданно оказался беспомощно лежащим на отцовской спине. Отец быстро отставил правую ногу в сторону и резко крутнулся всем корпусом влево. Незадачливый сынок, подняв фонтан брызг, со смехом шлёпнулся в спокойную до того гладь реки. — Ну не хочешь, как хочешь! — выкрикнул он, смеясь и отфыркиваясь. — Я тогда и один сплаваю, — и быстро поплыл на середину реки. Отец мощным рывком вытащил лодку на травянистый берег. Затем сбросил в неё шорты и кинулся за сыном вплавь.
Вдоволь накупавшись и надурачившись, отец и сын Карелины отправились обживать незнакомый берег. Полузаросшая тропинка привела их к довольно внушительных размеров яме, на дне которой были аккуратно установлены две крепкие скамьи. Между ними виднелись следы кострища, за которым был основательный стол, сколоченный из широких, гладко обструганных досок. Приглядевшись, Александр Петрович понял, что обе скамьи были сделаны из одного мощного бревна, распиленного вдоль по всей его длине. Они молча уселись.
— Да уж, — выдохнул Мишаня, похлопывая ладонью по нагретому солнцем сиденью. — Постарался кто-то здесь не слабо. — Над их головами, по краю ямы, густо столпился молодой ивняк и три берёзы лениво шелестели листвой. — А нас отсюда хозяева не попрут? — оглядываясь, спросил сын.
— Судя по всему, здесь уже давненько никого не было, — ковырнул плотно слежавшуюся золу кострища полусгоревшим сучком Александр Петрович. — А сейчас давай-ка перенесём поближе лодку и вещи.
— Сиди, па, я один всё сделаю. — И Мишаня, насвистывая что-то, исчез за стеной иван-чая. А Карелин-старший отправился на поиски дров. Как оказалось, этого добра было много. Буквально в двух шагах от их пристанища им была обнаружена огромная, сухая валежина. Взяв топор, он быстро наготовил кучу дров.
— Нам тут на два дня топлива хватит, — заявил сын, критически оглядев ворох нарубленного сухостоя.

***

Ужин обещал быть «царским». В большой миске дымилась картошка, сваренная в мундире. Рядом в такой же миске лежали крупно порезанные помидоры и огурцы, купленные вчера по случаю во встретившемся им по пути дачном посёлке. Сочно зеленели укроп, петрушка и перья лука. Но почётное место на столе занимала солидных размеров щука, запечённая на углях в фольге. Её сегодня утром Миша поймал на спиннинг. Речная разбойница успела оборвать лесу. И если бы не отец, вовремя подставивший сачок, долго бы пришлось сыну рассказывать своим друзьям о невероятно огромной щуке, унёсшей любимую блесну.
— Божественно, — изрёк старший Карелин, полузакрыв глаза и шумно втягивая носом горячий аромат, исходящий от рыбы.
— Постой, па, — Мишаня кинулся к рюкзаку и достал цифровую камеру. — Нам же надо фиксировать некоторые моменты путешествия. А то мамуля не поверит ни одному нашему слову.
Отец молча взял самый большой нож, в другой руке у него была зажата вилка, и устремил алчущий взгляд на накрытый стол.
— Отлично, па! — Камера полыхнула яркой вспышкой. И будто подчиняясь этой маленькой молнии, в отдалении послышались раскаты грома. Карелины разом взглянули вверх. Из-за реки на них надвигалась огромная тёмно-фиолетовая туча. Она походила на медведя, вставшего на задние лапы. Гигантский зверь возвышался над соснами. Казалось, что он готовится скакнуть через реку. И тут полыхнула уже настоящая молния и будто рассекла грозно зависшую тушу. Лохматая голова и часть плеча под напором ветра стали медленно отделяться от туловища.
— Что будем делать, папа? — спросил, глядя на тревожно зашумевшие под порывом ветра кроны берёз, Миша.
— Скорее давай тент! — азартно скомандовал отец. — Иначе, сынок, пропал наш ужин.
Они быстро развернули непромокаемую ткань тента, подарок друзей отца, привезённый не то из Швеции, не то из Норвегии. Тент был добротным, компактным и лёгким. У него имелось множество «липучек», шнуров и застёжек. Очень кстати пришлись и три берёзы, стоящие по сторонам их приюта. За пару минут укрытие было надёжно привязано, пристёгнуто к их стволам. Свои пожитки Карелины накрыли перевёрнутой лодкой. И вот будто дождавшись своего часа, по натянутой ткани упруго забарабанил дождь. Довольные своей сноровкой, отец и сын уселись было за стол. Опять сверкнула молния, следом тут же раскатился гром. И сразу после его раската Карелины услышали:
— Можно мне к вашему костру, люди добрые?
Они разом оглянулись. С тропинки к ним под раскинутый тент шагнул высокий старик. Но что это был за старик: длинная, серого цвета рубаха, подпоясанная витым шнуром, и просторные штаны, заправленные в невысокие начищенные сапоги с низкими голенищами. Однако не наряд поразил путешественников, а густая белая борода и такая же густая шевелюра. В правой руке, он, словно посох, сжимал связку из двух удилищ. Одним словом — Дед Мороз на летнем отдыхе.
— Проходите скорее, а то промокнете, — засуетился Александр Петрович, подбросив в затухающий костёр сухого хвороста.
Старик степенно поклонился, благодаря за приглашение. Аккуратно пристроил свои удочки за скамьёй Мишани. И присел поближе к огоньку.
— Да вы к столу, к столу присаживайтесь, — указал ему место Карелин.
Гость не отказался. Александр Петрович, по своей натуре человек общительный, был рад новому собеседнику. Покопавшись в своём рюкзаке, он достал плоскую бутылку и две металлические походные стопки. Наполнил их. Отрезал гостю кусок щуки, положив его на пластиковую походную тарелку.
— Ну, давайте за знакомство, дедушка, — сказал он, поднимая свою стопку.
— Вообще-то я не любитель этого, — улыбнулся дед, — но с хорошим человеком можно и опрокинуть чарку.
Они чокнулись и выпили. Дождь мерно стучал по крыше, шуршал в листве берёз, а в их убежище было тепло и сухо. Уютно потрескивали дрова в костре. Старик неспешно закусывал рыбой с картошкой. Прожевав, он спросил:
— Как звать-величать вас, люди добрые, и из каких краёв к нам пожаловали?
Карелины представились.
— Ну, а меня Федот Нилычем кличут, а можно и просто Нилыч.
От второй «чарки» гость наотрез отказался.
— Быть посему, — торжественно, но с ноткой сожаления возгласил Александр Петрович. — Раз уж вы отказываетесь, то я буду солидарен с вами.
— Так что же всё-таки привело вас из Москвы в наши Палестины? — обратился к Карелину старик, спокойно и доброжелательно поглядывая на отца с сыном. — Или вы просто туристы будете?
— Нет, Федот Нилыч, не туристы. — Карелин вздохнул. — Дело у нас тут есть. Миша, сходи-ка, сынок, на речку, зачерпни водички на чай, — повернулся он к сыну.
— Я мигом, пап. — Мишаня накинул на плечи лёгкий прозрачный дождевик и, звякнув котелком, исчез за пеленой дождя.
— Так вот, — продолжал Карелин. — Мой дед воевал в Карелии. Здесь где-то и пропал без вести в сорок первом году. Лётчик он был, истребитель. После одного боевого вылета не вернулся на свой аэродром. Ну, что же, пропал и пропал, немало в ту войну людей пропало. И вот два года назад в программе «Время» был показан репортаж из Карелии. Оказывается, местные поисковики обнаружили в одном из болот самолёт времён Отечественной войны. Тело лётчика найдено не было. Однако один из стариков ближайшего села припомнил, как в октябре сорок первого он наблюдал воздушный бой, в котором наш «Ястребок» дрался с тремя вражескими самолётами. Конечно, он был сбит, хотя и одному из фашистов изрядно досталось. Два других самолёта вынуждены были сопровождать его. Это обстоятельство помогло нашему лётчику выброситься с парашютом. Он благополучно приземлился в лесу, а его горящий самолёт рухнул в болото. Финны потом искали лётчика. Прочёсывали окрестный лес. И на другой день километрах в шести к югу от села слышалась стрельба. Спустя час на двух машинах приехали финские солдаты. Они привезли тело советского лётчика и бросили его возле комендатуры. Мальчишки бегали смотреть на него. Гимнастёрка и галифе лётчика были мокры. Видимо, он пытался переплыть реку. Финский офицер сфотографировал убитого лётчика, а потом велел жителям села похоронить его. Что и было сделано. После войны одна учительница написала обо всём этом в газету. Но, видимо, у лётчика все родные погибли в войну или же он рос вообще один. Но только никого этот случай не заинтересовал. И даже имя его осталось не узнанным. Эта учительница с пионерами долгое время ухаживала за его могилкой. А теперь уже нет её в живых. Нет пионеров, да и страны той больше нет. Смотреть за могилкой стало некому.
Послышались лёгкие шаги, и к костру вышел Мишаня, бережно неся котелок с водой.
— Ну и льёт, — возбуждённо проговорил он. — Да и темнеет уже.
— Да, белые ночи отошли, — улыбнулся Нилыч. — Ну, а дождь — он сейчас и пройдёт.
— Вы думаете? — с сомнением посмотрел на него Миша. Старик не ответил и продолжал улыбаться, глядя на пламя костра.
Александр Петрович принялся пристраивать котелок над огнём.
— А уж чаем, любезные мои друзья, позвольте-ка мне вас угостить. Думается мне, что вы такого чайку ещё не пивали. — Нилыч достал из-под стола берестяной туес. Как и когда он его туда положил, Карелины не видели. — Чаёк добрый, на наших травках да на смородиновом листу. Сил он вам придаст, и спать будете хорошо, а уж духмяный какой, да что тут говорить, сами убедитесь.
В кармане Мишиной ветровки неожиданно заверещал мобильник.
— Мамуля, привет, привет. Да всё нормально. Папа? Да что ему сделается, этому бугаю. Представляешь? Взял твоего ребёнка и выбросил в ледяную воду. Насилу бедняжка выбрался. Короче, мам, даю ему трубку, пожалуйста, поставь ему на вид.
— Здравствуй, дорогая, — засмеялся в трубку старший Карелин. — Да всё у нас хорошо. Собираемся пить чай. Очень сильный дождь, но мы в надёжном укрытии. Да не волнуйся, всё у нас хорошо. Вот только телефон почти разряжен. Завтра или, скорее всего, послезавтра будем в Алёшине и там заряжу. Целую, пока! — Улыбаясь и глядя куда-то сквозь кусты ивняка, Александр Петрович убрал телефон в карман.
Тем временем вода в котелке закипела. Нилыч осторожно снял его с жаркого огня и щедро сыпанул туда своей необыкновенной заварки.
— Ну, вот теперь минут десять подождём, — сообщил он, закрывая котелок чистой миской.
— Смотрите, а дождь-то закончился! — воскликнул Миша. И точно, шум дождя постепенно стих. Лишь отдельные капли продолжали падать на поверхность тента, скатываясь с берёзовых листьев. Александр Петрович, исподволь наблюдая за своим гостем, невольно проникался к нему уважением. Руки Нилыча двигались спокойно и уверенно. Открытый взгляд его больших серых глаз вызывал чувство доверия и симпатии к этому человеку.
— Федот Нилыч, а вы не знаете, кто устроил здесь такой укромный и удобный уголок? — спросил Миша, внимательно глядя на старика.
— Да я и сделал, правильно ты подумал, Мишаня. Но вот не был здесь года два, пожалуй. — Нилыч поднял с котелка миску, принюхался. — Готово, — удовлетворённо вздохнул он. — Подайте-ка ваши кружки.
На Карелиных повеяло чудесным ароматом смородины, мяты и ещё чем-то неуловимо знакомым.
— Чай этот сладким не пьют. — Нилыч водрузил на стол небольшую баночку золотистого мёда. — Но вот это вам, думаю, будет в самый раз, ну а я уж больно уважаю вот это дело. — И открыл металлическую баночку полупрозрачных цветных леденцов.
Александр Петрович изумился:
— Откуда у вас это, Федот Нилыч? Я таких леденцов, наверное, с детства не видел.
— А это уж мой секрет, — ухмыльнулся в бороду Нилыч. — Но если желаешь, то угощайся. — И он придвинул баночку к Карелину.
Мишаня с сомнением поглядел на угощение старика.
— Нет, я сделаю вот так! — Отрезав увесистый кусок ржаного хлеба, он густо намазал его мёдом.
— Тоже неплохо, — согласился Нилыч и, расправив пушистые усы, отхлебнул из своей кружки. — Давайте попьём чайку, а ты, Саша, рассказывай, что было потом. После того, как вы посмотрели репортаж о сбитом лётчике.
— Да, так вот после этой передачи я места себе не находил. Чувствовал, что это, скорее всего, мой дед. Жаль, что отец мой не дожил до этого дня, он тоже, думаю, согласился бы со мной. И тогда я всё рассказал моему младшему, вот этому самому Мишане. Он сел за компьютер и уже через пять минут сказал мне, что найденный самолёт неплохо сохранился. Это даёт возможность по номеру двигателя определить имя лётчика. И действительно, вскоре нам пришло письмо из Карелии. В письме сообщалось, что мой дед, Карелин Михаил Александрович, геройски погиб в боях за свободу нашей Родины. И вот в прошлом году местный районный военкомат пригласил меня на торжественное открытие памятника. Я приехал. Всё было очень торжественно. Речи, цветы и салют. А в этом году у меня накопилась неделя отгулов и я решил приехать сюда, но уже без всякой помпы. Со мной увязался и Мишаня. Это мой младший. Школу закончил. Решил пойти по маминым стопам. Подал документы в медицинский. Правда, он внёс свои предложения. Мы раздобыли подробную карту Карелии, решили добираться до села Алёшино, сплавляясь по реке. И вот два дня назад сошли с петрозаводского автобуса, почти в самом её верховье, накачали нашу лодку и отправились в это плавание.
За всё время рассказа Александра Петровича Нилыч не проронил ни слова. Он прихлёбывал свой замечательный чай и только изредка согласно кивал седой головой.
Чай действительно оказался вкусным. Они уже пили по второй кружке.
— В медицинский, значит. Ну-ну, — огладил бороду старик. — Смотрите, как всё интересно сложилось: вы Карелины, и дед ваш лежит в карельской земле, — задумчиво произнёс Нилыч.
— Да, удивительное совпадение, — согласился с ним Александр Петрович. — Но меня постоянно тянуло в эти места. Я ведь тоже лётчик, только я служу в гражданской авиации. Мне случалось летать и над Карелией. И всякий раз я поражался красотой её природы. Но ещё мы признательны ребятам-поисковикам и этому замечательному старичку, который был свидетелем того воздушного боя. Ведь это благодаря им был найден наш дед. Великое дело — находить и восстанавливать имена павших солдат. Страна должна помнить своих героев.
— Да, славные ребята, — глядя на пламя костра, негромко сказал Нилыч. — Вот тут мы с ними и сидели два года назад. Пили мой чаёк. Всё меня о войне расспрашивали. Допоздна тогда мы засиделись. Спите, говорю им, придёт время, всё узнаете. А наутро они и отыскали тот самый самолёт, на котором дед ваш воевал.
— А вы что же, для них всё это устроили? — указал Мишаня на стол и скамьи.
— Да можно и так сказать.
— И яму эту вы тоже вырыли?
— Нет, Миша, яма эта с войны осталась. Немцы хотели сбросить новые мощные бомбы. Куда летел бомбардировщик, на Петрозаводск или ещё куда, это неизвестно. Да налетели тут наши истребители. Фашист попытался удрать. Бомбы эти свои страшные сбросил куда попало. Одна вот здесь и грохнула. А другие за рекой вон там в лесу попадали, — кивнул он в сторону реки.
— Вот это да! — изумился Мишаня. — Представляю, что бы наделала в городе такая бомба.
— Ты бы, Миша, видел, какая она была поначалу, а то зарастает с годами. Вон уже и кустарник в неё перебирается. Надо бы почистить, да здоровье уже не то. Жалко, хорошая стоянка для рыбаков и охотников пропадёт. Вон как вам пригодилось местечко это. Да и я плыву на лодке, гляжу, из-за леса туча наползает. А тут дымком понесло, и костёр ваш засветился. Вот я на огонёк и свернул. И поспел вовремя. Однако давайте-ка спать укладываться. Поздно уже.
Александр Петрович предложил гостю свой спальный мешок. Однако Нилыч отказался.
— У меня в лодке одеяло имеется. Сейчас принесу, завернусь да и прилягу поближе к костерку.
Пока он возился с дровами у костра, отец и сын заснули сладким сном.

***

Проснулся Карелин-старший от тёплого солнечного луча, который пробился сквозь листву и упал на его лицо. Александр Петрович сел и огляделся. Миша спал, улыбаясь во сне. Федота Нилыча нигде не было видно. На столе тщательно уложенная и чисто намытая лежала вчерашняя посуда. Да в солнечном блике золотилась баночка мёда, а над тлеющим костром висел котелок, до краёв наполненный водой. Карелин подбросил дров в костёр. Задумался. Весь вчерашний вечер казался ему сном.
И белый старик, и гроза — всё будто бы приснилось. Но полный котелок воды, вымытая посуда и баночка с мёдом говорили об обратном. Припомнился странный сон. Увиденный им сегодня. Будто стоит он с Нилычем на берегу и показывает Мише, где нужно копать. А сын старательно роет землю их новенькой походной лопаткой, взятой с собою в это путешествие. Он голый по пояс, в солдатских галифе. На голове пилотка.
«Приснится же такое», — подумал Карелин.
Вода в котелке бурно закипела.
— Миша, сынок, на рыбалку пора. Поднимайся завтракать.
За утренней трапезой отец рассказал сыну об исчезновении гостя и о странном сне.
— Да всё просто, па, — хрипловатым от сна голосом сказал Мишаня, толсто намазывая мёд на хлеб. — Федот Нилыч сейчас сидит где-нибудь в камышах. Таскает окушков. Он человек деликатный и не хотел нас беспокоить. Ну, а твой сон говорит о том, что надо накопать червей для этой самой рыбалки, — продолжил он уже с набитым ртом. — Элементарно, Ватсон.
— Может, вы и правы, мистер Холмс, — в тон ему ответил отец.
Вдруг Миша перестал жевать и уставился на отца.
— Что-то не так? — встревожился Александр Петрович.
— Да, папа, я понял, что меня беспокоило вечером. Он же сказал, что приплыл к нам на лодке.
— Ну да, он был с удочками.
— Па, я только сейчас вспомнил. Когда я вчера ходил на реку за водой, никакой лодки там не было.
Они молча поднялись от стола и направились к реке. На берегу виднелся чёткий след от лодки. Но это был след их лодки. Вон она лежит под ещё мокрыми то ли от вчерашнего дождя, то ли от сегодняшней росы кустами. Широкая полоса примятой травы заканчивалась возле кормы их «резинки». Но никаких следов другой лодки видно не было.
Неподалёку шумно плеснулась рыба. В кустах суетливо и озабоченно щебетали какие-то птахи.
— Ладно. Пойдём, накопаем червей, а то ведь окунь нас ждать не станет. — Пока Карелин-старший убирал со стола, младший, взяв лопатку, принялся добывать корм для рыбы.
— Заодно хоть эти лишние кусты выкорчую, — слегка запыхавшись, сказал Мишаня. — А то Федот Нилыч вчера жаловался на своё здоровье. А людям пожилым надо помогать, правда ведь, старичок?
— Истину глаголишь, отрок, — дурашливо затряс головой и зашепелявил в тон ему отец.
Александр Петрович взялся помочь сыну. Вскоре они очистили склон воронки от наступавшего ивняка. Однако добыть червей оказалось не просто.
— Словно сквозь землю ушли, папа.
— А куда же им ещё идти, как не в землю.
— Ещё вот разок копну, и пойдём. Что это, па?
Карелин увидел под лопатой сына непонятный предмет. Миша присел на корточки и руками осторожно расчистил какой-то свёрток. Это была кожаная куртка. Вернее, ветхие её лохмотья, которые легко рвались под руками. Виднелся и такой же ветхий шёлковый подклад. Надо сказать, что подклад сохранился намного лучше куртки.
— Пойдём, папа, тут что-то не то.
— Подожди, Миша. — Карелин осторожно развернул странный свёрток. Внутри они увидели неплохо сохранившийся лётный планшет. Александр Петрович бережно открыл его. На землю тяжело выпал слегка подёрнутый ржавчиной армейский ТТ и орден Красной Звезды. На полуистлевшей карте, которая тоже находилась в планшете, вернее, на её обратной стороне, виднелся чёткий отпечаток пистолета. Виднелась и едва заметная надпись карандашом. Карелин внимательно вгляделся в неё.
«Тому, кто найдёт. Я, старший лейтенант Михаил Карелин, был сбит шестого октября 1941 года неподалёку от села Алёшино. Ранен в левое плечо. Пытался уйти от финнов, но они обнаружили меня на второй день. Отстреливался до последнего патрона, но финны не знают об этом. Они опасаются подойти ко мне. Предложили подумать 10 минут, я должен сдаться или же буду убит. Сейчас зарою своё послание и попробую уйти вплавь. Передайте моей семье, что я их очень...»
Дальше было ничего не разобрать. Бумага прохудилась. Но Александру Петровичу и так было всё понятно. Слёзы застилали его глаза. Рядом за плечом молча шмыгал носом сын. Нашли они и комсомольский билет лётчика. Он тоже неплохо сохранился. С пожелтевшей фотографии на них улыбаясь смотрел Мишаня. Только коротко стриженный. Из ворота гимнастёрки с лейтенантскими «кубарями» торчала по-мальчишески тонкая шея.

***

После того как каждый предмет удивительной находки был сфотографирован и каждое слово из предсмертной записки лётчика Карелина было переписано Мишаней в свою записную книжку, они погрузились в лодку и отправились дальше. Ни о какой рыбалке, конечно же, речи не было. Карелины решили поскорее добраться до Алёшина и побывать на могиле деда и прадеда. Гребли по очереди. Мишаня сидел на корме и молча глядел в безоблачное небо. Две чайки кружили над рекой. Они то стремительно падали вниз, к самой воде, то взмывали вверх с пронзительными, гортанными криками.
— Много лет назад вот в этом небе совершил свой последний полёт мой прадед. А потом пытался переплыть вот эту реку и был убит. — От этих мыслей Мишане делалось беспокойно на душе. — Папа, как только приедем домой, я заберу документы из медицинского и подам в лётное училище. Ты помоги мне маму уговорить.
— Ты уверен, что это будет правильно?
— Да, папа, сегодня я это понял.
— Ну, тогда нам надо сегодня же отправляться домой.
— Да вот только зайдём к нему на могилку. — Миша посмотрел на рюкзак, в котором были упакованы вещи лейтенанта Карелина. — Как думаешь, мы успеем, пап?
— Должны успеть, сынок.
— Па, дай-ка я ещё погребу.
— Что ж, давай садись.
— Километра три осталось. Как раз успеваем, ещё часа два-три в запасе останется, — кивнул Александр Петрович, склонившись над развёрнутой картой.
— Папа, а что это за отчество такое, Нилыч? — спросил Мишаня, налегая на вёсла.
— Было в старину такое имячко мужское. От реки Нил пошло. А ещё было даже и Африкан. Говорят, что имена эти появились с развитием нашего флота. Придёт с морской службы в родную деревню крестьянский сын, женится. И ну выдавать сыновьям своим подобные имена, — говорил старший Карелин, а сам в это время подумал, что Мишаня угадал его мысли. Ведь в тот момент он тоже думал о странном их госте. — Пап, а ты заметил, какие у него руки? Их ведь рабочими руками не назовёшь, — пыхтел за вёслами сын.
«Да уж, — подумал Александр Петрович. — А ещё борода и волосы старательно ухожены».
Странный и даже необычный старик гостил у них вчера.

***

Прибыв в Алёшино, отец и сын со своими огромными рюкзаками и баулами заявились в поселковый совет. Там все узнали Александра Петровича и всполошились. Но он быстро успокоил местных чиновников, сказав, что приехал по личной инициативе. Оставив на время в председательском кабинете свою поклажу и отказавшись от услуг провожающих, Карелины отправились на кладбище.
Александр Петрович ещё с прошлого года запомнил, где находится дедова могила. Поэтому, завидев высокую развесистую сосну, он уверенно повёл сына к ней.
Они стояли молча. Тёплый ветерок играл с непокорным вихром Карелина-старшего и, щекоча, задувал под тенниску младшего. Невысокий гранитный памятник в виде солдатской пирамиды. Металлическая пятиконечная звезда и выбитая чёткая надпись: Лейтенант М. А. КАРЕЛИН — и тишина. Александр Петрович достал большой носовой платок и тщательно протёр уже слегка потускневшую звезду. Тем же платком смахнул пыль с памятника.
— Надо бы, папа, портрет под звездой пристроить.
— Надо, Миша, но, понимаешь, нет достаточно хорошей фотографии. Вернее сказать, всего одна и есть, на ней он ещё школьником заснят.
— Я возьму и сделаю портрет с комсомольского билета. На следующий год приедем и установим.
— Вот вы где. Сами и нашли? Ну, молодцы, здравствуйте.
Карелины оглянулись. К ним по тесному проходу семенил невысокий сухощавый старичок. В новом, по всему видать, парадном пиджаке, под которым виднелась серая в клетку рубашка. Сквозь реденький седой пушок розово светилась кожа на голове. Но на подвижном лице его по-молодому остро смотрели синие глаза.
— А мне Галина Семёновна позвонила, говорит, что Александр Петрович с сыном приехали. Вот я мигом собрался и полетел. Вы как, надолго к нам?
— Нет, к сожалению, Иван Николаевич, — припомнил вдруг Карелин имя пенсионера. — У нас через два часа автобус на Петрозаводск, а вечером поезд на Москву. Дела. Работа.
— Понятно, — важно сказал старичок, польщённый тем, что московский гость помнит его имя. — Тогда давайте ко мне. Попьёте чайку, старуха у меня блинцов напекла. Да и остановка автобусная у меня под окном.
Лидия Григорьевна, супруга старичка, была под стать мужу. Сухонькая и очень подвижная. Она накормила нежданных гостей, напоила чаем. А их сын, тоже Михаил, съездил в поселковый совет на своём «жигулёнке» и привёз багаж путешественников. Карелины подробно рассказали радушным хозяевам и о вчерашней встрече с Нилычем, и о сегодняшней совершенно невероятной находке. И даже показали всё, что они нашли. Стариков потрясло сходство Миши с фотографией в комсомольском билете. Но не меньше их потряс и рассказ о таинственном старике.
— Нет у нас в округе никаких Федотов Нилычей, — категорично заявили хозяева.
— Но ведь он же сказал, что знает вас, — удивился Мишаня.
— Да пусть он говорит что хочет, но я его не знаю. Да и нет такого у нас, это я вам точно говорю. Два года назад про него рассказывали ребята-поисковики. И тоже сказали, что он меня знает. Я даже участковому об этом поведал. И он тоже только руками развёл.
Потом, уже в автобусе, Миша толкнул задремавшего отца:
— Слышь, па, а ведь этот Федот Нилыч, со своим удивительным чаем, сначала усыпил, а потом, во сне, указал тебе место, где надо копать. И тем ребятам-поисковикам, тоже во сне, место показал, где лежит самолёт. Так кто же это к нам приходил, папа?
— Не знаю, сынок, — задумчиво глядя на мелькающие за окном автобуса столбы дорожного ограждения, — сказал Карелин. — Может, это в лице Нилыча к нам явилась истина, не позволяющая людям позабыть о тех, кто сложил свои головы в той страшной войне.