«Мне нужно чувствовать жизнь»

Екатерина Шевичева («Школьный Вестник» №10 за 2024 год)

«МНЕ НУЖНО ЧУВСТВОВАТЬ ЖИЗНЬ» 

Все мы разные. Одни не способны сопротивляться судьбе, опускают руки и предпочитают плыть по течению. Другие — всё время к чему-то стремятся, многим интересуются, отчаянно борются за своё место под солнцем. Насколько разнообразной и необычной может быть жизнь, когда человек практически ничего не видит и не слышит, рассказала Ирина Поволоцкая — актриса, литератор, художник, психолог и арт-терапевт, мотивационный тренер.
Сегодня Ирина возглавляет собственный инклюзивный проект арт-терапии Космоопера.арт, ведёт активную общественную жизнь, поддерживает творческие, спортивные и социальные проекты для слепоглухих людей, является почётным членом Союза писателей, Союза журналистов и Союза акварелистов России. Картины Ирины Поволоцкой пользуются спросом во всём мире. Большинство из них находятся в частных коллекциях. С 2008 года проводятся персональные выставки её работ. Познакомиться с проектом Космоопера. Арт можно на сайте https://cosmoopera.art/

— Ирина, помните ли вы своё детство? Каким оно было?
— Моя мама выросла в творческой атмосфере, и хотя родные были далеки от искусства, она очень любила оперу, балет и музыку. Помню, дома у бабушки стоял чёрный старинный рояль, на котором она играла. Папа хорошо рисовал, был фотографом-любителем, снимал домашнее кино, играл на саксофоне, гобое и немного на гитаре и даже учил меня брать некоторые аккорды. У нас был свой кукольный театр. Мы с соседскими детьми мастерили куклы из старых шарфов, шапок и варежек, пришивали им глазки-пуговицы. Мне нравилось руководить куклами. Большинство персонажей наших сказок озвучивал папа, а иногда его заменяли грампластинки.
Несколько раз в неделю мы обязательно ходили в цирк, в театр, в кино и в музеи, на балет, выставки, музыкальные представления и концерты. Видела я плохо, и мама старалась покупать билеты на первые места, чтобы я смогла хоть что-то разглядеть. Когда я начала терять слух, меня часто водили в Театр Мимики и Жеста. Помню, мне заранее читали сказку, чтобы я во время спектакля понимала, что происходит.
У меня всегда были хорошее чувство ритма и неплохой слух. Я занималась музыкой и даже успела немного освоить нотную грамоту. Но в шесть лет я окончательно потеряла слух. Несмотря на это, я пыталась создавать мелодии, чувствуя вибрацию звука. Родители много занимались со мной, поддерживали все мои творческие начинания, развивали, заставляли говорить, пытались ввести меня в нормальную жизнь. Но в школу глухих отдавать меня не хотели. Там же общаются только с помощью жестов, так я совсем бы разговаривать перестала.
— Как же они решили эту сложную задачу?
— В 6 лет родители отвели меня в НИИ дефектологии (ныне Институт коррекционной педагогики Российской академии образования. — Прим. ред.), где два года я училась параллельно с группой знаменитого Загорского эксперимента, когда четверых слепоглухих готовили к поступлению в МГУ. Руководил этим обучением доктор психологических наук А.И. Мещеряков. Там я и познакомилась с будущими слепоглухими учёными Александром Суворовым и Сергеем Сироткиным. Мы сохранили дружеские отношения на всю жизнь.
Потом целый год я была на домашнем обучении. Школьные учителя из моей экспериментальной группы занимались со мной общими предметами. А в 10 лет меня отдали в Загорский дом-интернат для слепоглухонемых детей, сегодня это Сергиево-Посадский реабилитационный центр. За два с половиной года я смогла пройти там лишь единственный — третий — класс. В основном нас учили бытовому самообслуживанию и уходу за сельскохозяйственными животными. Спасалась книгами, читала всегда очень много.
Когда вернулась домой, я самостоятельно за полтора года смогла освоить три класса, сдать экзамены в школе-интернате № 30 для слабослышащих им. К.А. Микаэльяна, которую я потом и окончила. Любимая учительница русского языка много занималась со мной помимо школы, рассказывала мне о поэтах, писателях и художниках. Мы вместе художественно описывали картины. Она задавала сочинения, рекомендовала литературу для чтения, предлагала темы для исследований, а все недостающие знания я, конечно, восполняла в библиотеках.
Вот так, несмотря на перипетии судьбы и ограничения по слуху и зрению, я смогла получить не только базовое школьное, но и разностороннее культурное образование, что очень мне пригодилось в дальнейшей взрослой жизни.
— Вы состоялись как психолог и вели частную практику. Расскажите об этом поподробнее.
— Я жизненный психолог. Так получилось, что эта сфера очень сильно привлекла моё внимание. Мне довелось пообщаться со светилами психологии, много читала сама, окончила несколько сертифицированных курсов, на которых я изучала психологию мотивации и творчества, коучинг, проходила тренинги личностного роста. Я также училась в Московском государственном психолого-педагогическом университете, но из-за полной потери остаточного зрения так и не смогла его окончить.
Практика у меня фактически началась в 1990 году, когда мы вместе с Александром Суворовым поехали в детский лагерь. С детьми я проработала семь лет как психолог, кружковод и просто заботливая мама для ребят. Иногда родители отправляли своих детей на отдых только при условии, что там буду я. У меня даже сохранились памятные альбомы с рисунками, пожеланиями и автографами.
Консультировать людей я начала в 1990-х. Когда я об этом говорю, мне не верят. А я реально работала. Ко мне приходили с разными семейными или рабочими проблемами — от кого-то ушёл муж, кто-то остался без работы. В начале общения требовался переводчик. Но когда общение налаживалось, мы использовали простую переписку. Моей излюбленной методикой были метафорические ассоциативные карты. Это визуальная методика, и я её успешно применяла, пока немного видела.
— А сегодня вы консультируете?
— В 44 года я окончательно потеряла зрение, и активную психологическую практику пришлось оставить. Так что консультаций сейчас я не провожу. Но я широко использую методы арт-терапии в своей работе. Вместе с мужем мы проводим тренинги. Ну и когда я выступаю, я, конечно же, опираюсь на психологические подходы.
— После потери зрения вы впали в глубокую депрессию, как вам удалось из неё выйти?
— Помогли друзья и муж, который разработал для меня программу реабилитации, а также фламенко. Я познакомилась с преподавателем танцев Элей Кристаллинской. Замечательный человек, строгий и требовательный педагог, она не делала скидок на отсутствие слуха и зрения. Вместе со мной она тщательно прорабатывала все движения, пока они действительно не начали получаться. Фламенко сняло с меня депрессивный настрой. Вообще я с детства люблю танцевать. До 33 лет увлекалась бальными танцами. Для меня танцы и творчество — это смыслообразующее начало, и я потихоньку ожила. Именно тогда и появился мой творческий псевдоним Фиолетовая Фея Феникс. Наступил новый период жизни. Благодаря современным гаджетам я снова смогла писать, читать и даже рисовать, появился театр.
— Вы стали актрисой несмотря ни на что. Как это произошло?
— Театр играет в моей жизни большую роль. В 1990-е годы я как психолог занималась исследованием метафор через тело, движение, изучала различные невербальные и вербальные техники. Потом, чтобы помочь другим, мы с подругой создали Творческое объединение помощи слепоглухим «Круг». Я была креативным директором и инструктором волонтёров в этой организации. Нашим первым проектом стала небольшая театральная постановка по мотивам фильма Чарли Чаплина «Огни большого города». 
Позже я стала медиатором и актрисой проекта фонда поддержки слепоглухих «Со-единение» и Театра Наций, до сих пор играю в спектакле «Прикасаемые». На основе этого проекта впоследствии возникла инклюзивная театральная школа, а потом и Центр реализации творческих проектов «Инклюзион», где я была сокуратором. В 2019 году мы с мужем начали реализовывать собственные инклюзивные проекты в нашем Cosmoopera Performing Arts. Где я уже сама могу придумывать идеи и писать сценарии перформансов.
— Спектакль «Прикасаемые» производит на зрителей большое впечатление. Как он создавался и о чём рассказывает?
— В июне 2014 года через Фонд поддержки слепоглухих «Со-единение» ко мне обратились из Театра Наций, его художественный руководитель Евгений Миронов задумал создать спектакль о слепоглухих. Я помогала отбирать слепоглухих участников, налаживала их общение с профессиональными актёрами на площадке, приглашала переводчиков. Сначала было непросто. Волонтёры не знали, как с нами общаться, слепоглухие держались в сторонке. Но постепенно актёры адаптировались, некоторые даже выучили дактильный алфавит или писали на ладони. Слепоглухие с их помощью учились двигаться на сцене. Началась настоящая совместная работа.
«Прикасаемые» — это документальный спектакль о слепоглухих людях, созданный на основе реальных историй. Мы все разные. Я говорю сама, за остальных говорят зрячеслышащие актёры, параллельно на экране выводится текст реплик, и сурдопереводчики присутствуют на сцене. Наш спектакль и сегодня собирает аншлаги. Он шёл практически на всех известных театральных площадках. С международной версией спектакля — «In Touch» — мы ездили с гастролями по Европе.
Театр для меня — такая же жизнь. Если я играю себя, мне важно передать свои внутренние ощущения. Если играю роль, важно передать её так, как я чувствую, и при этом выполнить задачу, поставленную режиссёром. Театр — это не просто сцена. Это большая ответственность, когда на актёра смотрит зал. Ведь актёр может транслировать как хорошее, так и плохое, а зрители смотрят и ждут, что ты им сейчас передашь. Я всегда стараюсь передать что-то позитивное, хорошее, настоящее. Думаю, это важно в общении со зрителями. С некоторыми я даже сдружилась.
— Ирина, как вы пишете картины? У вас есть любимая техника?
— Я знакома с разными техниками живописи. В своё время изучала и пробовала писать в стиле китайской живописи. Как-то меня попросили поддержать эксперимент китайской живописи в условиях слепоглухоты. Я согласилась. Тогда я приходила в себя после потери зрения и пошла на это ради других слепоглухих. Занятие китайской живописью оказалось настолько творческим и медитативным, что незаметно оно меня затянуло. Представьте: особое положение тела, гармония в душе, традиционные предметы — подставки для кистей, сами кисти разных размеров, набор рисовой бумаги с выгравированными на ней иероглифами, деревянная подставка с благовониями, настоящая каменная китайская тушечница и брусочек сухой чёрной туши. Вместе всё это создаёт неповторимый антураж.
Запах сухой туши отличается от запаха обычной, жидкой. Он более живой, насыщенный, с лёгким древесным оттенком. Капля воды на камень, затем скользящие круговые движения руки с бруском. Если добавить больше воды, цвета будут более прозрачными, приобретут разные оттенки серого. Для создания фактуры рисунка можно использовать технику сухой кисти. Можно рисовать горные ландшафты, распустившиеся цветы, бамбук, деревья, в реалиях отсутствия зрения ощущать наполненность кисти тушью, чувствовать, как она касается бумаги, как она отдаёт краски, учиться ориентироваться в пространстве листа руками.
Это вдохновило меня вернуться к рисованию и другими красками: акрилом, маслом, гуашью, темперой. Это особая магия. Разные цвета тактильно отличаются друг от друга, пахнут по-разному, по-своему ведут себя на бумаге и холсте. Масляная пастель, например, более компактна в руке. Ею легче прописывать детали на картине, написанной маслом.
Карандаши я люблю с детства. Вот тут настоящая медитация: заточка карандаша, распределение пространства листа бумаги, разнообразная штриховка, распределение цветов. Выбор карандашей сегодня огромен: деревянные и пластиковые, угольные, масляные, акварельные, пастельные. С карандашами легче работать. Они не пачкают, занимают мало места, не требуют отдельного рабочего пространства. Можно сесть с альбомом и оттачивать своё мастерство: зарисовывать линии, контуры, всякие закорючки. А можно выплёскивать на бумагу свои идеи, делать наброски, чтобы освободить голову от разных мыслей. Даже мелки сухой пастели не доставляют столько удовольствия, как хорошие карандаши.
Когда не видишь, сложно смешивать краски и цвета, трудно находить нужный тон. Поэтому, чтобы ничего не перепутать, у меня все цвета расположены в строгом порядке — от самого светлого тона до тёмного. Конечно, очень сложно, не видя, передавать перспективу и объём, как у профессиональных художников.
— Кстати, о цветах. Расскажите о вашем фирменном фиолетовом стиле. Почему именно фиолетовый?
— О цвете можно сказать и очень сложно, и очень просто. Скажу просто: фиолетовый — это мой любимый цвет, поэтому он так или иначе всегда присутствует в моей жизни, это цвет души. Я вообще люблю яркие цвета, и жёлтый, и оранжевый, и другие. Обогащаю этими красками свой гардероб, использую в косметике, живописи, и даже в поэзии.
— А как давно вы пишете стихи?
— Пишу я с детства. Первый стих сочинила приблизительно в три года, но записывать их, конечно, стала гораздо позже. Сейчас готовлю к печати поэтические сборники «Улететь туда, где лето...» и «Улететь туда, где звёзды...». Мне нравится писать стихи так, как я их ощущаю.

Да. Я пишу верлибры.
(Это такие строчки,
Не штатных порой размеров.)
В том я вся — сполна.
И дело совсем не в рифме,
Она мне отнюдь не чужда.
Я каждым словом — рисую
И каждой точкой — молчу…

— Кого из поэтов вы считаете своими учителями?
— Я читала много зарубежной и отечественной поэзии, изучала теорию стихосложения, анализировала стихи современных авторов. Отмечала для себя какие-то схемы, стили, идеи. Полюбила европейскую резкость Бродского и Маяковского, краткость азиатских хокку и танка, восточную тонкость рубаи, многому я научилась у Джангирова. Но живость, поэтическая образность и трагичность Лермонтова мне всё же ближе. Его невероятная глубина сильнее захватывает мою душу. В школьные годы моя тетрадь со стихами попала в руки редактору из «Литературной газеты», которая дала её почитать и оценить Евгению Евтушенко. Когда мне вернули тетрадь, в конце я прочла следующие строки, оставленные им: «Пиши, пиши больше! Читай, но — не предавай себя, свою искренность, не бери других, как маски! Е. Евтушенко».
С тех пор я всегда стараюсь помнить про «маски», не подражать и искать что-то своё.
— Вы пишете и прозу. Какую?
— Я пишу фантастику и философскую прозу. В ближайшее время готовятся к публикации несколько моих книг: автобиографическая повесть в миниатюрах «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю…», которую пишу уже более 10 лет, сборник эссе и сказов «Жизнь приходящая…», книга по психологии и философии личностного роста «Птица счастья…». Буквально на днях издан мой рассказ «Филин» — пролог к «Легендам Сумеречного леса», в Антологии современной фантастики «НФ». Также я пишу статьи для газет и журналов, веду авторскую колонку на портале «Особый взгляд».
— Многие люди, теряя способность видеть и слышать окружающий мир, впадают в уныние. Что бы вы посоветовали тем, кто оказался в похожей ситуации? 
— Как сказал великий китайский философ Чжуан-цзы: «Научись видеть, где всё темно, и слышать, где всё тихо. Во тьме увидишь свет, в тишине услышишь гармонию». В жизни всегда есть смысл. Даже у людей с такими ограничениями по зрению и слуху сегодня есть много возможностей как-то реализовать себя в профессии, в творчестве, в жизни и в своей душе.