Марат Васильевич Бирючков

Часть 1.

СОДЕРЖАНИЕ

Об авторе
Зарубежные учёные, тифлопедагоги, просветители — на благо незрячих
Валентин Гаюи
Последователи Гаюи 
Пьер Дюфо
Иоанн Гаде, Виктор Баллю
Эмиль Мартэн
Жан Пефо
Лаванши Кларк
М. Экстрэ
Морис Сизеран
Александр Роденбах
Август Цейне
Людвиг фон Бачко
Джон Дальтон
Иоганн Клейн
Мартин Кунц
Российские учёные, тифлопедагоги, просветители — на благо незрячих
Константин Карлович Грот
Егор Абрамович Перетц
Бронислав Казимирович Кукель
Фридрих Иосиф Гааз (Федор Петрович)
Анна Александровна Адлер
Незрячие на съезде русских археологов
Александр Васильевич Бирилёв
Лев Семёнович Выготский
Иван Афанасьевич Соколянский
Василий Ефимович Чугунов
Алексей Иванович Дьячков
Владимир Сергеевич Сверлов
Николай Анатольевич Семевский
Залм Иосифович Марголин
Юрий Александрович Кулагин
За рубежом. Люди и судьбы. Знаменитые слепые
Франческо Ландино
Мартино Пезенти
Уцельрих Шенбергер
Джиованни Гонелли
Джон Стенли
Филип Вишнич
Иосиф Клейнганс
Луи Видаль
Альбер Маго
Луи Вьерн
Герман Кеглер
Милан Будимир
Франц Иосиф Домен
 

Об авторе

Мои первые воспоминания о Марате Васильевиче Бирючкове относятся к концу 50-х годов, когда мы работали в Республиканской центральной библиотеке для слепых и зачастую ходили вместе в обеденный перерыв в одну из ближайших столовых, оживленно «философствуя» и беседуя о самых разнообразных предметах. Потом вышло так, что общие интересы к тифлологии и библиотечному обслуживанию незрячих не позволяли нам забыть друг о друге, хотя с 1961 года я уже не работал в этой библиотеке. Несмотря на то, что в последние свои годы Марат Васильевич стал особенно страдать от стойкого понижения слуха, мы часто и подолгу беседовали по телефону. В начале 1999 года он выразил согласие на подготовку мною статьи к его 75-летию и указал на некоторые источники, но осуществление этого замысла пришлось отложить. Вот почему я сразу же откликнулся на предложение Юрия Ивановича Кочеткова, главного редактора журнала «Школьный вестник», обратившегося ко мне с просьбой написать очерк о М.В. Бирючкове для книги, в которой будут собраны его статьи, опубликованные в «Школьном вестнике» в рубрике «Силуэты».

Выполнить эту задачу мне помогли сотрудники Российской государственной библиотеки для слепых (так она стала называться с 1992 г.), которые дали возможность ознакомиться с материалами архива М.В. Бирючкова, переданными в библиотеку его вдовой, Ольгой Андреевной, а также с его личным делом. Эти документы и опубликованные материалы свидетельствуют о М.В.Бирючкове как об учёном, внёсшем значительный вклад в развитие тифлологии и ознакомление широкой общественности с достижениями людей с нарушенным зрением. Они показывают также всё величие духа этого человека — участника Великой Отечественной войны, сохранившего «боевой закал» до последних дней своей жизни.

Марат Васильевич Бирючков родился 16 сентября 1924 года в городе Сочи Краснодарского края в семье народного судьи (отец умер в 1938 г.). В 1941 году Марат Васильевич закончил в этом городе среднюю школу. В первые же дни Великой Отечественной войны он ушёл добровольцем на фронт, участвовал в боях рядовым 235-го горно-стрелкового полка 28-й дивизии на Юго-Западном фронте под Киевом и Житомиром (в 1961 г. он будет награждён медалью «За оборону Киева»).

Во время отхода нашей армии, в бою под городом Борисполем, Марат Васильевич был тяжело ранен в ноги, подобран и укрыт местными жителями. Через несколько дней он был обнаружен немцами и отправлен в лагерь для военнопленных в Борисполь. Зимой 1941 года после выхода из лагерного лазарета Бирючков стал распространять антифашистские листовки о разгроме немцев под Москвой среди товарищей-военнопленных и был посажен в лагерную тюрьму, где несколько раз подвергался жестоким допросам гестапо. После 14-тидневного пребывания в тюрьме он бежал с твёрдым намерением вырваться из плена и вернуться в ряды действующей армии. Продвигаясь к своим, Бирючков снова был схвачен немцами и заточён в лагерь для военнопленных в Красном хуторе. Находясь в лагерях, М.В. Бирючков выполнял тяжёлые работы. В мае 1943 года при пожаре на артиллерийских складах, расположенных вблизи лагеря, он получил тяжёлое ранение в голову и потерял зрение. После освобождения в апреле 1945 года союзными войсками М.В. Бирючков изъявил желание вернуться на Родину и был передан в распоряжение Советского командования. В течение 1945-46 гг. находился на излечении в военных госпиталях. В апреле 1946 года он был демобилизован как инвалид Отечественной войны 1-ой группы.

Ещё находясь в госпитале, М.В. Бирючков стал обучаться чтению и письму по системе Л. Брайля. С этого времени брайлевские книги стали его постоянными спутниками.

Незрячие учителя помогли М.В. Бирючкову не только овладеть навыками чтения рельефно-точечной книги, — они помогли ему поверить в себя. Начались поиски профессии. М.В. Бирючков овладевает навыками массажа, затем игры на баяне. Тяга к высшему образованию привела его в Орехово-Зуевский педагогический институт на исторический факультет, с которого в 1950 году он перевёлся на исторический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, который и закончил в 1955 году, защитив на «отлично» дипломную работу «Исторические взгляды петрашевцев». О серьёзном характере работы над дипломным проектом говорит широкий круг использованных источников. В него вошли произведения, созданные петрашевцами до ареста, их показания во время судебного процесса, донесения агентов и мемуарная литература. Высокая культура исторического исследования, приобретённая М.В. Бирючковым в студенческие годы, стала определяющей характеристикой его работ.

С университетским дипломом М.В. Бирючков в 1956 году приходит устраиваться на работу в Республиканскую центральную библиотеку для слепых, где и находит своё призвание, став старшим редактором в отделе тифлобиблиографии. Он — один из первых незрячих библиографов в стране. С группой специалистов он закладывает основы новой области библиографической науки — тифлобиблиографоведения, библиографии литературы по вопросам тифлологии. В библиографическом отделе М.В. Бирючков проработал более 40 лет. Его деятельность как тифлобиблиографа — впечатляющий пример неустанного служения людям, лишённым зрения. В 1994 году ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры Российской Федерации».

Со многими читателями библиотеки М.В. Бирючков был хорошо знаком. Он выполнял самые сложные библиографические запросы, требующие широкого общекультурного и тифлологического кругозора. Среди постоянно контактирующих с ним лиц были известные деятели отечественной тифлопедагогики, организаторы и руководители Всероссийского общества слепых, работники периодических изданий для слепых и другие активные читатели-брайлисты (среди которых в начале 50-х годов ещё можно было встретить людей, помнивших дореволюционные библиотеки). За консультационной помощью к нему часто обращались студенты. Так, только в 1976 году к нему обратились Н.Суперфин, Ю.Кочетков, С.Ваньшин, которые тогда работали над своими дипломными проектами. О степени доверия к нему со стороны читателей свидетельствует тот факт, что вдова писателя А.Д. Белорукова передала М.В. Бирючкову архив, оставшийся после смерти её мужа.

М.В. Бирючков был активным участником общественного движения инвалидов по зрению, входил в состав редколлегий журналов «Призыв» (с 1963 г.) и «Наша жизнь» (с 1965 г.), выступал с лекциями по линии общества «Знание». Являясь одним из инициаторов и организаторов Музея истории ВОС, он обогатил его коллекцию многими экспонатами. О тесной связи М.В. Бирючкова с общественностью ВОС и признании его заслуг говорит присвоение ему звания «Почётного члена ВОС» (в 1995 г.).

Тифлобиблиографическая деятельность предполагает обращение к литературе как на специальных носителях информации (рельефно-точечные и озвученные издания), так и к обычным плоскопечатным изданиям, содержащим сведения по тифлологии. М.В. Бирючков широко пользовался фондами Российской государственной библиотеки для слепых (в этом уникальном хранилище литературы в настоящее время насчитывается свыше 1 млн. единиц хранения), обращаясь также в случае необходимости и к другим крупнейшим книгохранилищам. Дома у него была богатая личная библиотека, в которой были представлены многие справочные и энциклопедические издания, военная мемуарная литература, книги по другим отраслям знаний. Особенно хорошо были представлены книги слепых авторов и сочинения о выдающихся незрячих всех времён и народов. Замечательная фонотека М.В. Бирючкова отражает не только его профессиональные интересы (произведения незрячих композиторов и др.), но и его увлечённость музыкой Прокофьева и Чайковского, Шостаковича и Вагнера, Бетховена, Моцарта и Рахманинова. Среди документов, материалов и литературы из личного архива М.В. Бирючкова, переданных в библиотеку, немало книг о жизни и деятельности слепых, литература по тифлопедагогике и тифлопсихологии, тематические папки, годовые комплекты журналов для слепых с начала XX века и другие редкие документы (на этих материалах поставлена печать «Из книг М.В. Бирючкова»).

Каким образом М.В. Бирючкову удавалось выполнять свои профессиональные обязанности? Он не только знакомился с различными рельефно-точечными изданиями, но и запоминал на слух многие фолианты, подвергал их анализу и затем создавал собственные литературно оформленные работы. Незаменимым его помощником и секретарём была жена, Ольга Андреевна, которая помогала ему в разыскании материалов и литературных источников. Необходимую поддержку оказывали и коллеги по работе. Обладая исключительной памятью, М.В. Бирючков свободно оперировал громадным фактическим материалом. Свои мысли он фиксировал на диктофоне, пользовался также прибором для письма по Брайлю. С первых же лет работы в библиотеке М.В. Бирючков в совершенстве овладел печатанием на обычной пишущей машинке.

При участии М.В. Бирючкова был подготовлен целый ряд библиографических и методических пособий. Особенно активно он занимался составлением «Календаря памятных дат: Из жизни и деятельности незрячих», выходящего ежегодно. Его перу также принадлежат персональные указатели, посвящённые тифлопедагогам и выдающимся слепым.

Создавая свои библиографические очерки, М.В. Бирючков проводил большую научно-исследовательскую работу. Он использовал самые разнообразные источники. В тематических папках, о которых говорилось выше, сохранились вырезки из газет, статьи из журналов, листки из отрывных календарей и другие документы, тщательно отобранные и систематизированные.

М.В. Бирючков был инициатором создания и составителем первого словника многотомного библиографического указателя «Незрячие деятели науки и культуры», пять томов которого вышли в свет в 1971-1991 годах (первые три тома были отмечены премией по итогам конкурса на лучшую научную работу по актуальным проблемам библиотековедения и библиографоведения в 1979 г.).

Большой вклад М.В. Бирючков внёс в создание тифлокниговедения, т.е. книговедения, изучающего историю и распространение изданий для незрячих. Создавая свою монографию «Книга, несущая свет» (1995 г.), Марат Васильевич поставил перед собой следующие задачи: «Мы попробуем проследить путь незрячих от полной неграмотности к книге, даровавшей им возможность читать самостоятельно с помощью осязания, познакомимся с наиболее важными вехами в истории становления и развития специальных библиотек, расскажем о первопроходцах рельефного книгопечатания и библиотечного дела для слепых, о людях, которые создают условия для общения незрячего с книгой. На конкретных примерах покажем воздействие книги на незрячего человека, на формирование его личности, трудовую деятельность». Другая монография М.В. Бирючкова — «История общественного движения незрячих Москвы» (1990 г.) — в основном посвящена деятельности московской организации ВОС. Как тифлолог, он выступал автором статей в 3-ем издании «Большой Советской Энциклопедии», «Кратком дефектологическом словаре» (1964 г.) и «Справочнике активиста ВОС» (1985 г., 1989 г.).

М.В. Бирючков известен и как журналист. Эта сторона его деятельности представлена множеством работ, освещающих исторические аспекты и современные проблемы жизни и деятельности незрячих. Его статьи регулярно появлялись в периодических изданиях для слепых («Наша жизнь», «Школьный вестник» и др.), печатались за рубежом. Одна из последних его работ — проникновенно пересказанная для слепых детей «Земная жизнь Иисуса Христа».

К особенностям творческого почерка М.В. Бирючкова относится независимость суждений, приверженность к выявлению и обобщению первичного фактического материала, широкое использование малодоступных источников. В монографиях и статьях М.В. Бирючкова упоминается множество лиц, связанных с деятельностью ВОС, с изданием книг для слепых, воспитанием и образованием незрячих. В своей совокупности его очерки могли бы стать основой для солидной тифлологической энциклопедии, первый шаг к созданию которой представляется уже сделанным. Подготовленное им исследование о Луи Брайле ещё ждёт выхода в свет.

Меня всегда поражала исключительная работоспособность М.В. Бирючкова. О своих планах и замыслах он говорил со многими, охотно делился своими поистине энциклопедическими познаниями, неустанно подыскивал новые сюжеты и предметы исследования. Он жил полнокровной творческой жизнью, был оптимистично настроенным человеком и не переносил, когда кто-либо говорил о незрячих как об обездоленных людях. Во всяком случае, себя Марат Васильевич обездоленным не считал.

М.В. Бирючков умер после тяжёлой и продолжительной болезни 9 марта 1999 года на 75-м году жизни. По словам жены учёного, Ольги Андреевны, он ещё за 3-4 дня до смерти думал о том, какие тифлобиблиографические пособия ему следует создать.

А.Е. Шапошников, доктор педагогических наук,профессор Московского государственногоуниверситета культуры и искусств

 

Зарубежные учёные, тифлопедагоги, просветители — на благо незрячих

ВАЛЕНТИН ГАЮИ

Валентин Гаюи (Аюи) родился 13 ноября 1745 года в д. Сен-Жюст близ Амьена в семье крестьянина-ткача.

Первоначальное образование вместе со старшим братом Рене Жюстом он получил в школе местного монастыря. По окончании школы братья отправились в Париж, чтобы продолжить учение. Каждый избрал свой путь: Рене Жюст овладел основами минералогии и стал открывателем одного из основных законов кристаллографии — «закона Гаюи», а Валентин Гаюи, изучив иностранные языки, поступил на дипломатическую службу в Министерство иностранных дел Франции. Здесь ему был поручен разбор и перевод шифрованных депеш. Затем его назначили членом комиссии, экзаменовавшей учителей и рассматривавшей педагогические методики.

Общение Гаюи с раннего возраста с монастырским духовенством, воспитание в духе гуманистических идей вызвали у него интерес к вопросам призрения в широком значении этого слова. Всё свободное от службы время он посвящал поиску способов, с помощью которых можно было бы облегчить участь страждущих. Первостепенное внимание Валентин Гаюи обратил на самую обездоленную категорию людей, на тех, кто беден и страдает физическими недостатками. Он одним из первых просветителей  познакомился с тем, как поставлено дело обучения и воспитания глухонемых. В 1770 году в Париже французский аббат Шарль Мишель Делепе открыл первое в мире учебное заведение для глухонемых детей. Пример Делепе, заложившего основы сурдопедагогики как науки, побудил Гаюи сделать то же самое в отношении слепых.

Окончательному решению Гаюи посвятить себя просвещению людей, лишённых зрения, помог случай. В 1771 году на ярмарке, бушевавшей на Вандомской площади Парижа, Гаюи стал очевидцем поразившей его картины. Около десятка слепых музыкантов, обряженных в маски и шутовские костюмы, развлекали толпу зевак. Наблюдательный Гаюи заметил, что один из музыкантов, собирая деньги, с необычайной ловкостью различал монеты на ощупь. Тогда же у него мелькнула мысль: неужели слепые должны служить только для забавы толпы, неужели нельзя приохотить их к полезному труду и, таким образом, вывести из жалкого положения? И нельзя ли воспользоваться необычайно тонким чувством осязания слепых для того, чтобы создать правильные и практические методы обучения грамоте всех незрячих людей?

До ХVIII века мир не знал учебных заведений для незрячих. Не существовало ни теории, ни опыта приобщения их к систематическим знаниям и трудовым навыкам. Валентину Гаюи понадобилось тринадцать лет, чтобы вооружиться знаниями и собрать деньги для осуществления своего плана.

В. Гаюи обратился к книге французского философа-энциклопедиста Д.Дидро «Письмо о слепых в назидание зрячим», изданной в Париже в 1749 г. В ней Дидро убедительно показал, что слепые способны к самым разным видам деятельности, к профессиям не только простым, но и сложным, и высказал гипотезу о разработке специальной письменности дая незрячих. Автор «Письма» называет имена слепых, проявивших свои дарования в самых различных отраслях человеческой деятельности. Эти люди не только достигли больших вершин — каждый в своей области, но и предприняли удачные попытки разработать специальные приспособления (или, как мы сегодня говорим, тифлотехнические средства) для компенсации утраченного зрения. Так, древнегреческий философ Дидим Слепой Александрийский (308 — 395 гг.) изобрёл способ чтения с помощью разрезной деревянной азбуки с греческими буквами, изображёнными рельефно, а записи своих мыслей он делал на восковых дощечках тонкой палочкой и свободно разбирал эти тексты на ощупь. А незрячий профессор математики и физики Кембриджского университета, преемник И. Ньютона, Николай Саундерсон (1682 — 1739) сконструировал прибор, посредством которого можно производить математические вычисления без участия зрения. Большую ценность для Гаюи представляли и новые материалы о психофизических особенностях познавательной и трудовой деятельности, о художественных особенностях и этике поведения незрячих, которые Дидро тщательно собрал в результате непосредственного общения с ними и изложил в 1783 году в «Прибавлении к письму о слепых».

В период поисков педагогических методов для обучения слепых Гаюи опирался не только на теоретические положения, выдвинутые Дидро, но и накапливал опыт личных наблюдений за жизнью незрячих, проявлявших незаурядные способности в той или иной отрасли. Познакомившись с незрячей австрийской пианисткой и композитором Марией Терезией Парадис на её концертных гастролях в Париже, он был удивлён высокой образованностью и достижениями артистки: она блестяще знала античную и немецкую литературу, в Вене организовала и возглавила музыкальную школу для зрячих девушек, преподавала там. Успешному продвижению Марии Парадис в жизни способствовали не только её талант и упорный труд, но и помощь состоятельных родителей.

Гаюи, стремясь помочь массам обездоленных слепых, решил основать учебное и ремесленное заведение не для исключительно одарённых натур и детей богатых родителей, а для детей с обычными способностями из бедных сословий.

В мае 1784 года на паперти парижской церкви Святые Камни Гаюи нашёл 17-летнего нищего слепца Франсуа Лезюэра, собиравшего милостыню для себя и своих родителей. Выплатив компенсацию родителям, терявшим даровой источник пропитания, учитель взял юношу к себе и начал обучать его грамоте по своей, заранее составленной программе начальной школы. Слепой от рождения, первый ученик Гаюи Франсуа Лезюэр оказался очень способным и старательным. Он научился решать арифметические задачи, различал на осязание ландшафт, нанесённый рельефом на географической карте, овладел несколькими несложными ремёслами и игрой на фортепьяно. Весть об успехах слепца в учёбе не замедлила распространиться в Париже. 12 февраля 1785 года Валентин Гаюи был приглашён в Академию наук, где на примере Лезюэра продемонстрировал перед учёными свои методы обучения слепых. С этого времени повсюду, где появлялся Гаюи со своим учеником, присутствующие оказывали им моральную и материальную поддержку. Денежная помощь поступила и из Парижской консерватории. Дело просвещения незрячих, с таким трудом начатое Гаюи, приобретало популярность и общественное признание.

Домашняя школа Валентина Гаюи получила название — Мастерская трудящихся слепых. Здесь зародились и развились начала тифлопедагогики как науки об обучении и воспитании слепых детей («тифлос» означает слепой). Число учащихся школы достигло 24-х незрячих.

«Из этого скромного приюта, — писал русский тифлопедагог и общественный деятель А.И. Скребицкий, — благодаря высокогуманной идее труженика, впервые раздался благовест спасения для грядущих поколений, утративших зрение. Здесь впервые указано и средство этого спасения — труд, считавшийся до того времени для них невозможным».*

В вопросах образования Гаюи подходил к слепым как к полноценным членам общества. Цели и задачи образования слепых он определял так: «1. Необходимо дать возможность всем слепым заниматься, избавив их от тяжкого и опасного бремени праздности, способствующей усвоению худых привычек и даже пороков. 2. Должно занимать их отдельно, а ещё лучше сообща, работами, полезными для общества и для них самих. 3. Бедным между слепцами следует доставить источник заработка, спасающий их от прошения милостыни и от нищеты. 4. Необходимо возвратить обществу праздные, но здоровые руки поводырей, существующих на счёт благотворительности. 5. Слепым из среды достаточной следует доставить возможность заниматься науками, литературой и искусством, достигая этих целей при помощи таких же пособий, какими достигают их зрячие. Для того же, чтобы они были в состоянии, кроме этих способов, запасаться сведениями и путём собственного чтения, необходимо снабдить их книгами, печатанными рельефом, и научить их письму, которое послужит им средством закреплять собственные мысли на бумаге. Оно может служить пособием и для их деловых заметок».*

Воспитание и обучение в школе было поставлено на научную основу. Гаюи разработал специальную методику обучения незрячих различным предметам. Им же были сконструированы технические устройства: приборы, матрицы для изготовления рельефных наглядных пособий, географических карт и глобусов.

Помощником Валентина Гаюи в обучении слепых детей стал Франсуа Лезюэр, уже занявший должность младшего учителя. Во многом благодаря ему был создан выпуклый алфавит, положивший начало способу рельефного письма и книгопечатания для слепых. «Однажды, — пишет биограф Гаюи, — Лезюэр нащупал пригласительный билет, напечатанный на листке толстой бумаги. Буквы текста рельефно выступали на обратной стороне билета. Слепой мальчик при помощи своего осязания быстро распознал несколько букв, с очертаниями которых он уже был знаком по вырезанным выпуклым подвижным буквам, сделанным Гаюи ещё раньше. Лезюэр с гордостью объявил о своём открытии своему учителю».**

Система письма Гаюи представляла собой обыкновенный шрифт для зрячих. Чтобы сделать его доступным для восприятия на осязание, буквы выдавливались на плотной увлажнённой бумаге. Получалось рельефно-линейное изображение нужного текста. При печатании книг выпуклый шрифт надо было оттиснуть на одной стороне бумаги. Затем листы склеивались чистыми сторонами, сшивались и переплетались в книгу. Шрифт такого рельефного письма был крупнее, чем у зрячих. Пользовались им незрячие и при индивидуальном письме. Рельефно-линейным шрифтом можно было изображать также цифры и ноты. Когда Валентину Гаюи говорили о недостатках его системы (имея в виду громоздкость книг, медленную скорость чтения, трудности при письме), он отвечал: «Будет время, когда между слепыми явятся их Гутенберги и устранят все недочёты, какие пока имеются в рельефном книгопечатании».*** Предвидение Гаюи скоро сбылось: в 1809 году. Ф. Лезюэр предложил систему рельефно-линейного письма на основе латинского алфавита, а в 1822 году Л. Брайль разработал универсальную систему рельефно-точечного письма, получившую распространение во всех странах мира.

Первым учебным пособием, напечатанном в открытой Гаюи типографии, стала «Краткая французская грамматика». Затем были выпущены книги по грамматике древнегреческого, латинского, английского, итальянского и испанского языков, хрестоматия, отдельные произведения художественной литературы. При школе начала работать библиотека рельефных книг, заведование которой было поручено Ф. Лезюэру.

Русский писатель Н.Карамзин, посетивший в это время Париж, в своих «Письмах русского путешественника» рассказывал: в «... школе, заведённой господином Гаюи, слепые учатся арифметике, чтению, музыке и географии посредством выпуклых знаков, букв, нот и ландкарт, разбираемых ими по осязанию». Далее Карамзин передаёт живую картину, которую видел, присутствуя на занятиях: «Ученик, щупая ряды литер и нот, перед ним лежащих, читает, поёт; прикоснувшись рукой к ландкарте, говорит: «Здесь Париж, тут Москва... тут Филиппинские острова... Как у зрячих судят глаза о расстоянии предметов, их взаимных отношениях, так у слепых осязание, удивительно тонкое, верно соглашённое с памятью и воображением».

Приобщение учеников к музыке посредством игры уже не на слух, а по рельефным нотам, выражалось в том, что они разучивали и исполняли наиболее популярные в то время произведения Моцарта, Гретри, Рамо, Госсека. По свидетельству Карамзина, дети прекрасно пели «Гимн» композитора Обера.

1786 год был ознаменован сразу несколькими примечательными событиями. Людовик ХVI, наблюдавший занятия слепых учеников, представленных ему в Версальском дворце, издал указ о преобразовании школы Гаюи в Королевский институт для слепых детей на 30 человек. В том же году Валентин Гаюи завершил свой первый тифлопедагогический труд — «Очерк обучения слепых, или Изложение различных способов, проверенных опытом, как сделать их умеющими писать, читать, печатать книги, из которых они могут получать знание языка, счёта, истории, музыки и т. д. и выполнять различные виды ручного труда». Через два года, в 1788 г., появилась новая его книга «Зарождение, развитие и современное состояние просвещения слепых», где автор обобщил опыт первых пяти лет своей педагогической работы со слепыми и сформулировал основные принципы тифлопедагогики как науки.

К началу французской буржуазной революции (1789 — 1794) Гаюи добился уже весьма серьёзных результатов. Число учащихся в Институте выросло до 120 человек. Помимо здания на улице Сен-Виктор, где размещалось учебное заведение, ему было выделено ещё одно помещение — в обители св. Екатерины. Отмечались сдвиги и в трудовой подготовке незрячих. Вчерашние беспризорные слепцы теперь владели целым рядом профессий и ремёсел, что позволяло им отказаться от нищенства. Они могли изготовлять щётки и корзины, работать на ткацких и печатных станках. Круг музыкальных профессий, которыми они владели, был довольно обширен — клавесисты, пианисты, скрипачи, церковные певчие... Для Гаюи было важно то, что его мечта — готовить из среды слепых наиболее способных к тифлопедагогической деятельности — осуществилась на примере Франсуа Лезюэра. Он оказался не только талантливым тифлопедагогом, но и хорошим организатором производства, энергичным администратором. С присвоением в 1791 году учебному заведению статуса Национального института для слепых детей Законодательное собрание выделило его воспитанникам государственные стипендии. Но когда в стране разразился экономический и финансовый кризис, казна в течение целого года не выплачивала им ни одного сантима, задолжав 42 тысячи франков. Институт, тем не менее, существовал на собственные средства, т.е. трудом воспитанников. А в конце того же года эконом института Лезюэр передал министру народного просвещения 2 тысячи франков сбережений.

Однако царивший в Париже страшный голод — следствие революции — поставил Институт на грань гибели. Чтобы как-то продержаться, в институтской типографии по заказам стали печатать обыкновенным шрифтом афиши, листовки, объявления, брошюры. Оркестр из слепых питомцев принимал участие в различных празднествах, которые устраивала Республика. Платой за подобный труд были чаще всего не деньги, которые обесценились, а простое подаяние в виде еды. Когда же полуголодные слепые музыканты сыграли «Победный марш» в честь побед генерала Жана Батиста Журдана над австрийцами, их накормили роскошным обедом.

В 1800 году занятия в Институте фактически были прекращены. В 1801 году по представлению министра Шапталя первый консул Франции Наполеон I издал декрет, по которому Институт слепых «ввиду экономии» был слит с Богадельней трёхсот. Здесь грамотные, обученные труду молодые слепые оказывались обречёнными на безделье.

Так 17-летняя деятельность Валентина Гаюи на поприще просвещения незрячих завершилась закрытием Парижского национального института слепых. Его попытки открыть частную школу для слепых детей состоятельных родителей тоже не увенчались успехом. И Гаюи остался не у дел.

Однако результат труда Гаюи состоял в том, что он не только смог подготовить учителей и мастеров из числа самих слепых (таких было 9 человек), но и заронил в умы и сердца незрячих зерна инициативы, стремление к самостоятельной трудовой деятельности. В тяжёлые времена наполеоновских войн и после них незрячие, прошедшие школу профессиональной подготовки Гаюи, решительно вступали в борьбу за своё существование. В начале ХIХ века во Франции возникли первые небольшие очаги производственной и торговой деятельности инвалидов по зрению без участия государства или каких-либо структур. Наиболее серьёзно было поставлено дело в ткацких мастерских. Начали осваивать изготовление канатов и верёвок, выделывание ремней, плетение сеток, домашних туфель, ковриков, сидений для стульев, корзин. Сбытом изделий занимались сами производители. В числе учеников Гаюи можно было встретить музыкантов, наборщиков рельефной печати, корректоров и редакторов книг, напечатанных рельефно-линейным шрифтом, библиотекарей.

Таковы были зачатки общественно-полезного труда слепых, охватывавшего уже не единицы, а группы людей. В процессе труда раскрывались умственные и физические способности незрячих, рождалось чувство собственного достоинства, крепла солидарность в их среде.

***

В 1803 году Валентин Гаюи через посланца Императора Александра I — генерала М.Ф. Хитрово — получил предложение открыть в Санкт-Петербурге учебно-воспитательное заведение для незрячих детей. По просьбе Хитрово Гаюи 20 августа 1803 года составил проект, назвав его так: «Об основании в Петербурге заведения для полезного занятия слепых, по примеру учреждённых уже во Франции заведений в пользу сих людей, столь несчастных и достойных сожаления». Указав на страшное положение слепых, прозябающих без воспитания и занятий, Гаюи настаивал на том, что каждая семья, где есть слепые дети, а тем более правительство обязаны предоставить им условия для получения образования и овладения профессиями. Касаясь роли тифлопедагога в обучении и воспитании детей, он подчёркивал: «... каждый учитель слепых должен быть проникнут сознанием, что жизнь его — есть жизнь труженическая, полная служения делу, для которого необходим не только запас физических сил, но и много нравственной энергии»*. Свои мысли о постановке дела просвещения незрячих в России Гаюи развил в записке «О вернейшем и скорейшем способе учреждения в Петербурге училища для слепых», направленной русскому правительству 22 июня 1805 года. За весь период переписки он ни разу не обмолвился о тех требованиях, которые касались лично его, т.е. устройства его жизни и быта на новом месте. А между тем его собственные денежные дела были совсем не блестящи. В частном письме к своему соотечественнику Лёзье, жившему тогда в Петербурге, он признавался: «Вам известно, что я человек небогатый. Сооружение храмины обездоленному природой человечеству поглотило все мои денежные средства»*. Затянувшиеся переговоры о поездке Гаюи в Россию завершились, когда генерал Хитрово 2 сентября 1805 года сообщил ему, что все его предложения приняты императором, который просит его прибыть в Россию безотлагательно.

Валентин Гаюи тронулся в путь вместе с женой, 13-летним сыном Жюстом и незрячим учеником Шарлем Фурнье, которого предполагал сделать своим ассистентом. Кратковременная остановка тифлопедагога в Берлине имела самые благоприятные последствия для просвещения слепых Германии. Немецкий учитель гимназии Август Цейне, познакомившись с Гаюи и его методами, положил их в основу системы образования незрячих в своей стране: 1З октября 1806 г. он открыл Прусский (Берлинский) институт для слепых детей.

По пути в Россию Гаюи заехал в прибалтийский город Митаву (ныне Елгава), где в то время жил в изгнании король Франции Людовик XVIII. Получив у него аудиенцию, тифлопедагог вместе со своим учеником Ш. Фурнье показал монарху, как можно научить слепого читать и писать с помощью осязания. Король, воочию убедившись в способностях юного слепца, сказал Гаюи: «Я следил по газетным сведениям за успехами, оказанными вами человечеству. В каком бы положении я ни находился, я вас не забуду»*.

9 сентября 1806 г. Гаюи приехал в Петербург и остановился в гостинице «Норд» на Офицерской улице. Несмотря на многократные заверения русского правительства в том, что Гаюи будут предоставлены все необходимые условия для его начинания, он с первых же дней в Петербурге столкнулся с трудностями, которые сопровождали его на протяжении всех лет пребывания в России. Непонимание важности и серьёзности проблемы, бюрократические проволочки, бездушное отношение он встречал повсюду, от Министерства народного просвещения в лице его главы графа П.В. Завадовского до многочисленных чиновников, ведавших финансовыми и хозяйственными делами.

Бюрократы заявляли ему: «В России слепых нет». В ответ на это чудовищное заявление Гаюи сам стал разыскивать их. В Смольной богадельне, например, он обнаружил более 100 слепых мальчиков и девочек, многие из которых подлежали обучению. Однако разрешения на занятия с ними начальство не давало. Из Москвы, Кронштадта и других мест ему привозили незрячих детей, хотевших обучиться грамоте. Но Гаюи не мог принять их, ведь помещения для занятий ему так и не предоставили. Не отступать от намеченной цели Гаюи помогали не только беззаветная преданность делу, но и поддержка русских людей, разделявших его взгляды. Ещё 22 октября 1806 г. к нему пришёл студент Петербургского педагогического института словесник А.И. Галич, изъявивший желание обучать незрячих русскому языку и литературе. Сын провинциального дьячка, воспитанный на сострадании к обездоленным, он искренне отдался работе. Без Галича, как признавался Гаюи, он не смог бы приступить к обучению русских незрячих детей грамоте. С переездом Гаюи в квартиру на Большую Миллионную улицу, д. 16, у него появилась возможность проводить занятия на дому. 6 мая 1807 г. в записке правительству он сообщал: «... мне посчастливилось добыть нескольких слепых детей, рассеянных в частных домах, из бедных семей; я их кормлю, снабдил постелью и обучаю»*. Помещение для учебных целей Гаюи получил только через девять месяцев после своего приезда в Петербург. Это был неблагоустроенный старый дом на углу Большого проспекта и 2-й линии Васильевского острова, принадлежавший купцу Раменцову. Здесь же со своей семьёй поселился и Гаюи.

1О августа 1807 г. Александром I были утверждены Устав, штаты и бюджет Санкт-Петербургского института работающих слепых, рассчитанного на обучение 15 мальчиков. Директором Института был назначен В. Гаюи. Эту дату принято считать началом деятельности первого учебно-воспитательного заведения для незрячих детей в России. В Институт принимались дети без различия вероисповедания и сословий.

В программу обучения и воспитания слепых входили: чтение по рельефно-линейным книгам и письмо этим же способом, Закон Божий, русский язык, литература, арифметика, история, география, пение, обучение игре на фортепьяно, струнных и духовых музыкальных инструментах. Из ремёсел преподавались плетение корзин и стульев, вязание, токарное дело по дереву, бумаго-картонажные работы, книгопечатание. Высокий уровень обучения детей достигался здесь благодаря научным знаниям и практическому опыту Гаюи. Тифлопедагог заблаговременно позаботился о том, чтобы для будущего заведения из Парижа в Петербург были доставлены необходимые тифлотехнические средства: два типографских станка и рельефно-линейный шрифт (французский алфавит), приборы для письма, «геометрическая доска» Саундерсона, а также новые, усовершенствованные Гаюи наглядные пособия и приспособления. Незнакомые петербуржцам диковинные аппараты и приборы с большим умением демонстрировал в действии 17-летний ассистент Гаюи Ш. Фурнье.

Первыми слепыми, поступившими в Институт, были Фокин, Коновалов и Лефевр. Начало занятий в нём совпало с истечением годичного срока пребывания Гаюи в российской столице, когда заканчивался подписанный им контракт. Основав Институт и выполнив свои обязательства перед Александром, он мог бы возвратиться во Францию. Но прерванное на его родине дело образования незрячих, желание приобщить к грамоте возможно большее количество слепых в России, намерение продолжить эксперименты по совершенствованию тифлопедагогических методов побудили Гаюи остаться.

Трудности продолжали преследовать его. В Институте не было нормальных условий для проведения учебных занятий, быт учащихся был крайне неустроен. «Спальня их, — как свидетельствовал современник, — зимою холодна, летом невыносимо душна... Соседственная комната предназначена для публичных собраний, но, вместе с тем, служит и типографией, и музыкальной залой, и наборною, и классом «для свободных наук». Так что на одном столе учатся чтению и грамматике, на другом занимаются арифметикой, в одном углу набирают шрифт, в другом — печатают, а посередине играют на фортепьяно и скрипке...»* Тем не менее, старания, которые прилагали учащиеся в занятиях, давали благоприятные результаты. По словам инспектора петербургских гимназий И. Дольста, проверявшего работу Института через год после его открытия, некоторые ученики успели «изрядно» в чтении по заведенному Гаюи «обряду», а также в сочинении и печатании.

Отводя важную роль самостоятельному чтению слепых на осязание, Гаюи с первых же дней пытался наладить выпуск учебников и книг, напечатанных рельефно-линейным шрифтом. В установке печатных станков, изготовлении шрифта (уже для русских книг), пресса, а также в обучении учащихся типографским работам ему помогали русские мастеровые люди Пожарский, Церлейн и Даненберг. Первой датированной книгой для слепых в России была книга «Краткие начальные основания русской грамматики», изданная институтской типографией в 1810 году. Затем в ученической библиотеке появились русские народные сказки, «Евангелие от Матфея», «Краткий катехизис». На уроках поэзии, которые были введены в Институте, учащиеся получили возможность читать стихотворения и басни Державина, Хераскова, Крылова, Дмитриева. Появление книг у слепых помогало им лучше усваивать знания, расширяло кругозор, повышало уровень образования в целом.

Слух о том, что в Петербургском институте слепых печатают рельефные книги, донесся до провинции. Сохранился очень интересный документ, в котором мы читаем: «Слепая девица Анна Тимофеевна Измайлова, 49 лет, помещица Валдайского уезда, владевшая 19 душами, явилась 10-го января 1817 г. в институт, изъявив желание научиться читать. Гаюи согласился на её просьбу, но так как в заведение принимались по Уставу только лица мужского пола, то он отвёл ей комнату в своей квартире. Через 8 дней она, несмотря на лета, выучилась читать, а затем по тому же методу стала набирать для себя книги Священного Писания. Желая усовершенствоваться в безошибочном их наборе, но не имея, по незначительности доходов, средств содержать себя с находящеюся при ней прислугою, Измайлова подала... докладную записку, прося вспомоществования».* Ей было выдано из казны 500 рублей, но этой суммы оказалось недостаточно, чтобы открыть хотя бы маленькую типографию.

Музыкальным воспитанием учащихся руководил незрячий русский пианист и композитор А. Д. Жилин. Ослепший в раннем детстве, он играл на различных музыкальных инструментах, хорошо пел, дирижировал хором и оркестром, сочинял вокальные и инструментальные произведения. В работе с учениками он применял метод, дававший положительный эффект. Посетивший Институт слепых корреспондент журнала «Северный Меркурий» писал в 1809 году: «Я удивлялся и всегда ещё удивляюсь капельмейстеру сего Института, господину Жилину... Чрезвычайно острая его память, пылкое воображение, беглость, с которою он играет на фортепьянах, и природное его дарование к музыке обращает на него общее внимание всех посетителей, и короткое время, покуда он находится в Институте,  можно видеть большие успехи в учениках его, которым также надобно отдать справедливость за их прилежание, усердие и трудолюбие... Всем любопытно видеть, каким образом господин Жилин раздаёт ученикам свои партии из какой-нибудь новой музыкальной пьесы. Он начинает играть оную на фортепьяно. Г-н Фурнье (имя слепого ученика из Парижа) слушает и набирает выпуклые свинцовые цифры, служащие ему вместо нот. Как скоро первый голос для скрипки будет совсем набран, то, оттиснув его в станке, дают учить слепому мальчику, который, ощупав два или три раза все цифры, имеет уже навсегда в памяти мотив той музыки и вскоре может играть его на своём инструменте...».****

В часы досуга дети играли в шахматы, демонстрировали своё музыкальное мастерство перед петербуржцами. В публичных выступлениях ученический хор исполнял псалом Давида «Услыши, Господи, мой глас, когда к Тебе взываю» в стихотворном переводе М.В. Ломоносова, русскую народную песню «Как у наших, у широких у ворот», несколько французских и итальянских песен на языке оригинала. В репертуаре были и произведения их учителя Жилина «Как на дубочке два голубочка», «Всяк в своих желаньях волен» и другие. В Институте получили подготовку первые незрячие ремесленники, музыканты и учителя-тифлопедагоги, которые были готовы продолжать дело образования слепых в России. Среди них были способные выпускники Сауров, Менблад и Стягин.

Результаты своих наблюдений и тифлопедагогического труда в Париже и в Петербурге Гаюи изложил во 2-м издании книги «Очерк обучения слепых», вышедшей в Петербурге в феврале 1817 года. К сожалению, его книга была доступна лишь узкому кругу русских читателей, поскольку была издана на французском языке. В этой своей последней печатной работе тифлопедагог высказал такие пожелания: «Необходимо всем слепым в России предоставить возможность трудиться»; «Необходимо каждому из них и особенно целым коллективам предоставить труд продуктивный и общеполезный»; «деятельность слепых полезно знать тем из зрячих, которые склонны бывают к лености».***

Помимо тифлопедагогики французскому просветителю пришлось заниматься обучением глухонемых. Начало этому положил такой случай. Однажды к Гаюи пришла русская барыня и попросила его обучить грамоте её глухонемую от рождения дочь. Он, хотя и не считал себя специалистом в этой области, вынужден был согласиться. Кроме этой ученицы, вскоре удивившей окружающих своими успехами, у него появилось ещё несколько глухонемых учеников. Итоги сурдопедагогической работы Гаюи продемонстрировал перед представителями науки, литературы и искусства 11 мая 1810 года. На этом публичном испытании Гаюи написал на доске предложение с орфографическими ошибками и неправильной расстановкой знаков препинания. Своей первой ученице он предложил исправить «ошибки». Улыбаясь по поводу стольких ошибок, сделанных её учителем, глухонемая девушка отметила их мелом и написала предложение правильно. Проведённое испытание убеждало в результативности обучения глухонемых даже тех, кто сомневался в их умственных способностях. С неменьшим успехом Гаюи занимался образованием глухонемой дочери известного генерала И. И. Михельсона.

На протяжении нескольких десятилетий Валентин Гаюи, человек разносторонних интересов, с увлечением работал над усовершенствованием телеграфа. Первым, кто познакомился с моделью его телеграфного устройства, был президент Петербургской Академии наук граф Н. Н. Новосельцев. Изобретением Гаюи заинтересовался и морской министр, член Государственного совета П.В. Чичагов. Опытный образец телеграфа Гаюи проходил испытание на линии связи между Петербургом и Кронштадтом. Если бы система Гаюи получила распространение, при помощи этого аппарата можно было бы, как утверждал изобретатель, отправить депешу из Петербурга в Астрахань и получить ответ на неё в течение 24 часов — скорость для тогдашнего времени поразительная.

Трое из семейства Гаюи имели то или иное отношение к русской науке. Минеролог Рене Гаюи, брат Валентина, был избран почётным членом Петербургской Академии наук. Сын Валентина Гаюи, Жюст, оставшийся в России, стал членом-корреспондентом Академии наук. Сам Валентин Гаюи, как родоначальник систематического просвещения слепых в России, занял почётное место в истории отечественной тифлопедагогики.

Валентину Гаюи шёл семьдесят второй год. Жизнь, полная драматизма и лишений, почти 50-летняя подвижническая деятельность на никому не ведомом поприще просвещения слепых — всё это подорвало его здоровье. В апреле 1817 года он подал новому министру народного просвещения А.Н. Голицыну прошение об отставке. Александр I отметил его, наградив «за усердие» орденом св. Владимира 4-й степени. А летом того же года В. Гаюи и Ш. Фурнье уехали во Францию.

Взгляды правительственных чиновников на Петербургский институт работающих слепых лишь как на благотворительное заведение имели самые печальные последствия для дальнейшей его судьбы. После отъезда Гаюи из России Институт в 1819 году был передан в ведение Императорского человеколюбивого общества и утратил своё значение как учебное заведение.

К моменту возвращения Валентина Гаюи на родину Парижский институт для слепых детей возобновил (с 1815 г.) свою деятельность. Здесь применялась разработанная Гаюи система обучения, музыкального и трудового воспитания детей. Её проводниками были незрячие учителя, раннее учившиеся у Гаюи. Несмотря на длительное его отсутствие, у них сохранились к своему учителю самые тёплые чувства. Иное отношение к себе встретил Гаюи со стороны администрации Института. Когда он решил посетить Институт, его не допустили туда, обвинив в симпатиях к Французской революции. Создатель первых учебно-воспитательных учреждений для слепых не нашёл достойного приёма в своём Отечестве. Трагическое положение престарелого Гаюи усугублялось и тем, что он сам полностью лишился зрения.

Валентин Гаюи умер 19 марта 1822 года. Слепые щёточники, корзинщики, шарманщики, органисты и даже нищие, собрав деньги, поставили на его могиле на парижском кладбище Пер-Лашез гранитный памятник. А 10 августа 1861 года памятник, запечатлевший облик Валентина Гаюи и первого его ученика Франсуа Лезюэра, был установлен у входа в здание Парижского национального института для слепых детей. Тифлопедагогические методы, предложенные Валентином Гаюи в конце ХVIII века, получили распространение во всех странах мира.

Примечания

* Здесь и далее цит. по изд.: Скребицкий А.И. Создатель методов обучения слепых Валентин Гаюи в Петербурге: По архивным источникам.— СПб., 1886.

** Цит. по изданию: Модестов А.П. Замечательные работники науки и техники. — М., 1927.

*** Здесь и далеее цит. по изд.: Белоруков А.П. Путями веков: ист. повествование. — М., 1940.

****  Цит. по изд.: Бирючков М. На заре просвещения: К 180-летию со дня открытия первого в мире учебного заведения для слепых. Жизнь слепых. — 1965., №3.

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ГАЮИ

Одна из тифлопедагогических заповедей Валентина Гаюи гласит: слепых нужно обучать так, чтобы они не только становились образованными людьми, но и сами могли научить грамоте и трудовым навыкам других незрячих. Сам Гаюи уже из первых своих учеников Ф. Лезюэра и Ш. Фурнье вырастил учителей, которые стали его помощниками в Парижском и Петербургском институтах для слепых детей. Этой заповеди следовали многие его преемники на родине, во Франции. Более того, сравнивая труд зрячих учителей с трудом слепых тифлопедагогов, они отдавали предпочтение последним, полагая, что слепой слепому может дать больше, чем зрячий.

Пьер Дюфо

Последовательным сторонником традиций Гаюи был и французский тифлопедагог Пьер Арманд Дюфо, проработавший в Парижском институте для слепых детей 37 лет.

Дюфо родился в 1795 году. Он получил хорошее гуманитарное образование и 20-летним юношей поступил учителем в возобновивший свою работу институт. Здесь он преподавал литературу, латинский язык и историю. От учителя словесности требовалось очень многое. Когда в институт в 1819 году поступил 10-летний незрячий мальчик Луи Брайль, в ученической библиотеке было только 14 наименований книг, напечатанных рельефно-линейным шрифтом В. Гаюи. Введение в обучение слепых новой системы письма — двенадцатиточечного шрифта Ш. Барбье — не улучшило положения, этим шрифтом книги не печатались вовсе. Большие трудности ученики испытывали и при записи текста.

Пьер Дюфо стал свидетелем рождения и участником внедрения принципиально новой, универсальной письменности для слепых, созданной одним из его учеников Луи Брайлем. С большим трудом пробивая себе дорогу, рельефно-точечная система письма нашла применение в обучении незрячих и книгопечатании для них благодаря директору Парижского института для слепых Пинье и его преемнику Дюфо. Так, в 1837 году с помощью полукустарных печатных приспособлений была издана первая брайлевская книга «Краткая история Франции», позволившая повысить уровень преподавания истории в институте — устная форма обучения закреплялась теперь самостоятельным чтением учащимися книжного материала. Уже больному туберкулёзом Луи Брайлю трудно было осуществить свою мечту: напечатать рельефным шеститочием учебники по математике и музыке, т. е. по тем предметам, которые он сам преподавал в институте. Но Дюфо, ценивший вклад гениального слепца в развитие просвещения слепых, всячески способствовал достижению этой цели. В результате в 1838 году в институтской печатне тем же способом был набран и выпущен и «Учебник по арифметике для слепых». С выходом первых легко доступных для чтения на осязание рельефно-точечных книг учебно-воспитательный процесс в Парижском институте слепых приобретал полноценный характер.

Стремясь обогатить ум и душевный мир слепых теми культурными ценностями, которыми зрячие пользовались веками, и прежде всего книгой, Дюфо смог в 1852 году в налаженной им типографии напечатать первую настоящую типографскую книгу рельефным шеститочием. С подлинным образцом печатной продукции типографии рельефного шрифта Парижского института слепых сегодня можно познакомиться в Музее истории Ленинградской организации ВОС. Здесь вам покажут чудом сохранившийся букварь на французском языке под названием «Методика чтения», увидевший свет в 1861 году.

О других заслугах Пьера Дефо мы узнаем из книги Пинье (1785-1874) «История Парижского института слепых». Дюфо, автор нескольких работ по тифлопедагогике, сконструировал ещё и ряд более удобных, чем прежде, приборов для письма плоским шрифтом.

На профессиональную подготовку незрячих музыкантов как на важный вид трудовой деятельности обратил внимание ещё  Пинье. Начинаниям Пинье дал широкий простор Пьер Дюфо, сменивший его на посту директора института. Музыкальное образование воспитанники получали по хорошо продуманной программе. В неё входили: теоретическая и практическая части сольфеджио, гармония, теория свободной композиции, игра на фортепьяно, органе и одном из струнных, духовых или ударных инструментов, оркестровая игра и хорошее пение; наряду с брайлевской изучалась итальянская нотная система для зрячих. Музыкальные дисциплины вели профессора, хорошие знатоки своего предмета. Чаще всего это были выпускники Парижской консерватории, бывшие воспитанники института, отличавшиеся большим терпением и любовью к делу. Преимущество института заключалось в том, что он находился в столице, средоточии музыкальной и культурной жизни Франции. Незрячие учащиеся посещали концерты светской и духовной музыки, часто могли слушать виртуозов разных школ и направлений, совершенствуя свой музыкальный вкус. В то время в концертных залах столицы выступали такие знаменитости, как Фридерик Шопен, Ференц Лист, Гектор Берлиоз, а в парижском «Гранд-Опера» шли оперы Фроманталя Галеви, Жоржа Бизе, Шарля Гуно и других композиторов.

Лучшим доказательством превосходного музыкального преподавания в Парижском институте слепых и успехов учащихся служило то обстоятельство, что его воспитанники не раз выходили победителями конкурсов Парижской консерватории, завоёвывая первые места. Похвальные статьи о незрячих музыкантах появлялись и в печати. Но самой лестной оценкой для слепых были отзывы об их игре великих современников. В разное время институт посетили Никколо Паганини, Жюль Массне, Сигизмунд Тальберг, Антон Контский. Слушая игру незрячих мальчиков и девочек, они ободряли их, делали замечания без всяких скидок на слепоту и отмечали успехи наиболее одарённых детей.

В стенах Парижского института зародилась новая профессия слепых — настройщик клавишных инструментов. Пионером в этой перспективной области трудовой деятельности незрячих стал воспитанник института Клод Монталь (1800 — 1865). Ослепший в шестилетнем возрасте, он обладал хорошим музыкальным слухом и способностями. По окончании института юноша посвятил себя исключительно работе настройщика и фортепьянного мастера, сделал ряд усовершенствований и изобретений в своём деле и приобрёл широкую известность. Настраивать рояли его приглашали в концертные залы, консерватории, частные дома. Навыки своего мастерства он передавал зрячим и незрячим ученикам. Клод Монталь за свой труд был даже награждён орденом Почётного легиона.

Незрячих музыкантов готовили тогда не только в школах для слепых детей, но и при монастырях. Например, в женском монастыре св. Павла слепые девочки обучались вместе со зрячими. После окончания учёбы наиболее способные из них получали место учительницы музыки в школе или органистки в католической церкви. А незрячие мальчики при монастыре св. Иоанна овладевали профессией музыканта. В качестве органистов их принимали на службу в учебные заведения, музыкальные общества, церкви и монастыри.

Из Парижского института слепых вышло немало специалистов в области тифлопедагогики, изобретательства и музыкального искусства. Получив хорошее образование и профессиональную подготовку под руководством Пьера Дюфо, они смело вступали в самостоятельную жизнь. Итогом плодотворной деятельности Дюфо стало сооружение в 1847 году нового здания Парижского национального института для слепых детей. Пьер Дюфо покинул учебное заведение в 1852 году, а умер в 1877-м.

В вестибюле института был установлен бюст Пьеру Арманду Дюфо, талантливому педагогу, литератору и психологу, так много сделавшему для незрячих Франции.

Иоанн Гаде, Виктор Баллю

В 1855 году в Парижский институт для слепых детей пришёл новый директор Иоанн Гаде (1795 — 1881). Прежде он никогда не занимался тифлопедагогикой. Но будучи широко образованным человеком, являясь большим знатоком истории и автором многих исторических трудов, Гаде всей душой отдавался просвещению и воспитанию незрячих детей. За 16 лет работы в институте он немало сделал для повышения уровня знаний учащихся, улучшения книгопечатания, более широкого внедрения тифлотехнических приспособлений.

Одним из энергичных сторонников нововведений Гаде в тифлопедагогике и в тифлотехнике стал его слепой коллега Виктор Баллю (1829г. — конец XIX века). Незрячий с 11 лет, он был воспитанником института, а затем проработал в нём учителем 44 года. Разносторонне одарённый человек, Баллю создал систему французской краткописи и стенографии на рельефно-точечном шрифте, усовершенствовал нотопись для пения и сконструировал новый прибор для письма по Брайлю. Новое печатное устройство слепого изобретателя получило широкое распространение в разных странах мира. В 1895 году станки его системы были приобретены и установлены в типографии рельефного шрифта при Петербургской школе для слепых детей, где началось печатание рельефно-точечных книг и журналов на русском языке.

Шло время. Когда 22 февраля 1941 года в Ленинграде открыл свои двери Тифлологический музей, среди его экспонатов демонстрировалось и изобретение Виктора Баллю (экспонаты музея погибли в войну при бомбардировке города фашистской авиацией).

Эмиль Мартэн

В 80-е годы ХIХ века во Франции в системе просвещения, характере обучения и воспитания слепых произошли изменения. Тифлопедагоги пришли к выводу, что далеко не все слепые могут овладеть профессией музыканта, и для самостоятельной жизни им необходимо прививать навыки в области физического труда. В Парижском институте слепых, где обучалось 150 мальчиков и 75 девочек, началась переориентация учащихся в трудовой подготовке. Она была связана с именем Эмиля Мартэна (1841 — 1899), занявшего пост директора института в 1883 году. Здесь были открыты небольшая щёточная и корзиночная мастерские. Примечательно, что в бытность Мартена в Парижский институт были приняты и успешно его окончили два незрячих из Санкт-Петербурга. В.И. Дениссель стал профессиональным пианистом; богатое собрание брайлевских книг и нот он завещал библиотеке Петербургской школы для слепых детей. А  В. И. Тебелев составил ценное пособие под названием «Изложение нотной системы, приспособленной к пению в православной церкви», организовал платные курсы по  подготовке переписчиков нотно-музыкальной литературы по Брайлю и сам преподавал на них.

Жан Пефо

Поиском новых профилей работ для незрячих занимались как тифлопедагоги, так и представители общественности, энтузиасты и меценаты, проявлявшие искреннее участие в их судьбе. Ещё в 1254 году в Париже королём Людовиком IХ Святым была открыта Богадельня трёхсот, где слепые получали ночлег, еду, одежду, имели право свободно выходить на церковные паперти собирать милостыню. Теперь, более чем через 600 лет, богадельней заведовал Жан Альфонс Пефо (1837 г. — начало ХХ в.), который преобразовал её в заведение социально-трудового назначения. Здесь были открыты различные ремесленные мастерские, организован культурный досуг незрячих, начала действовать глазная клиника с амбулаторией для приёма глазных больных. Кроме того, Пефо в 1882 году в предместьях Парижа, в департаменте Сена, открыл школу-мастерскую и общежитие для слепых им. Луи Брайля. При школе имелось дошкольное отделение, куда принимали детей в возрасте от 3 до 7 лет. Воспитанникам школы давали начальное образование, обучали щёточному и корзиночному ремёслам, изготовлению ожерелий, бус и кладбищенских венков. Выпускникам школы предоставлялась подходящая работа, которая давала им средства к существованию.

Лаванши Кларк

Замечательные примеры трудоустройства инвалидов по зрению подавало Общество мастерских для взрослых слепых, созданное французским меценатом Лаванши Кларком.

В 1880 году в Париже при участии гуманных людей он основал первую щёточную мастерскую. Он сам управлял ею и обучал слепых щёточному ремеслу. По прошествии 20 месяцев такого эксперимента Лаванши Кларк убедился, что взрослые слепые успешно справляются с этим ремеслом. Так жизнь подсказала ему решение шире распространить эту профессию среди слепых. В следующем, 1881 году Лаванши Кларк организовал Общество мастерских для взрослых слепых, лично пожертвовав на это дело 1209817 франков. Для сбора дополнительных средств на открытие мастерских в разных городах Франции был придуман оригинальный способ. На железнодорожных вокзалах устанавливались автоматические аппараты — техническая новинка века. Пятая часть от денежных сборов шла в пользу Общества слепых; деньги поступали и с благотворительных концертов. Постепенно удалось организовать мастерские в Жантильи-Сен-Жюсте, Дижоне, Лионе, Алжире, Бордо и Венсенне. 7 августа 1885 года Общество Лаванши Кларка было признано «учреждением общественной пользы». Его целью было — дать слепым возможность научиться ремеслу и жить своим трудом. Слепых обучали здесь щёточному, корзиночному и канатному делу, а также изготовлению ковров и садовой мебели. Общество заботилось о снабжении тружеников инструментами, сырьём и помогало в сбыте продукции. Оно всеми способами рекламировало изделия слепых: рассылало иллюстрированные каталоги изделий с указанием цен, доставляло на дом заказы, оплачивало пересылку. На велосипедной, автомобильной и авиационной выставке, например, в мастерских для слепых работал незрячий механик Рауль Беро, на глазах у публики он изготовлял колёса для аэропланов. Такое распространение Обществом сведений о слепых ремесленниках делало мастерские для взрослых слепых популярными, привлекало внимание заказчиков, позволяло расширять начатое дело. Труд членов общества применялся и на других работах. Незрячий Летурнье на улице Ошель в Париже заведовал складом мастерских, а ремесленник Шарпантье на улице Лафайет заведовал магазином. Общество оказывало помощь незрячим при найме квартир в случае болезни и безработицы. Когда-то директор Парижского дома призрения слепых Эрнст Воган высказал такую мысль: слепых следует помещать не в зданиях казарменного типа, а в маленьких особняках с садами, где-нибудь за городом. Эту мечту осуществил Лаванши Кларк в Сен-Жюсте, где рядом с мастерской для незрячих работников было построено 4 коттеджа. В одном из них поместился Шарль Гаюи с престарелой матерью — слепой ремесленник, потомок отца тифлопедагогики Валентина Гаюи.

15 июля 1905года во Франции был принят закон, по которому все увечные, в том числе и слепые, имели право на пенсию в размере 120 франков. Тут бы только порадоваться инвалидам по зрению. Но оказалось, что право на пенсию получили только неработающее незрячие, а тот, кто имел семью и нуждался в заработке, лишался пенсии. Понимая несправедливость этого закона, Общество мастерских для взрослых слепых стало добиваться его пересмотра.

Попечение слепых не ограничивалось у Лаванши Кларка решением социальных вопросов. За его плечами было добрых три десятилетия благотворительной деятельности, когда в 1911 году понадобилась помощь школе для слепых и глухонемых в Дижоне. Он помог отремонтировать её, закупил станок для сапожной мастерской, пресс для печатания брайлевских книг и фортепьяно.

Лаванши Кларк содействовал развитию науки о слепых и о слепоте. Ещё во время Амстердамского конгресса учителей и друзей слепых в 1885 году, когда речь зашла о создании серьёзного труда по психологии слепых, Лаванши Кларк, всегда отзывчивый и щедрый меценат, выделил 5 тысяч франков за лучший труд.

М. Экстрэ

Для того, чтобы занять достойное место в жизни, незрячему надо было не только стать образованным человеком, приобрести профессию и научиться по возможности хорошо работать. Необходимо было уметь держать себя в обществе. Пальма первенства в изучении этой эстетической проблемы принадлежала тифлопедагогам-женщинам. Широкую известность во Франции и в России приобрели работы директора Лионской школы для слепых детей М. Экстрэ. В русском дореволюционном журнале «Слепец» (№7 за 1915 г.) была помещена её статья «Умение держать себя в обществе». Мы читаем в статье: «Хорошие манеры и знания главных правил светского обхождения чрезвычайно важны для слепых... В самом деле, когда слепые являются в поисках работы, их встречают отчасти с любопытством, отчасти даже с недоверием. Не умея держать себя в обществе, они чувствуют на себе испытующий взгляд и становятся неловкими и мешковатыми. Наоборот, уверенные в своём умении держать себя, они сохраняют всё присутствие духа, свободно разговаривают и производят хорошее впечатление. Итак, воспитатели слепых, к вам обращаюсь с призывом: будем неустанно работать над воспитанием наших питомцев, чтобы внешний вид их не являлся лишним препятствием для успеха в жизни! Пусть они кажутся в глазах зрячих тем, что они есть на самом деле, пусть внешность не умаляет их внутренней ценности!»

Ещё очень медленно, в виде отдельных инициатив и проб, в среду слепых входили то новая профессия или система обучения, то незнакомые им типы рельефных книг или тифлотехнические приспособления, то какие-либо элементы социальной, страховой и медицинской помощи... Истоки этой материальной и культурной поддержки, адресованной слепым, были в сердцах добрых людей и в умах изобретательных энтузиастов, в благотворительных, общественных и государственных учреждениях. Но слепые не были объектом, поглощающим только готовое, они сами искали, изобретали, находили и открывали новые способы и средства, которые выводили их из всегдашней замкнутости и скованности. И результаты были налицо. Вспомним хотя бы Луи Брайля, открывшего слепым благодаря своей письменности широкий доступ к науке и культурным ценностям.

Морис Сизеран

Имя незрячего французского тифлопедагога Мориса де ла Сизерана стало известно широкому кругу русских читателей в 1891 году, когда Попечительство Императрицы Марии Александровны о слепых издало в Санкт-Петербурге его книгу «Слепец о слепых». Автор, сам незрячий с детства, рассматривал человека, лишённого зрения, с точки зрения личного опыта, через собственное восприятие, понимание и представление. Книга «Слепец о слепых», уже давно ставшая раритетом, доступна и современному читателю благодаря ксерокопии, хранящейся в Российской государственной библиотеке для слепых.

Морис Сизеран родился в 1857 году в семье художника. Он потерял зрение, когда ему было 9 лет. Образование он получил в Парижском национальном институте для слепых детей и был оставлен в нём преподавателем музыки. Педагогические успехи и организаторские способности позволили ему вскоре стать директором этого института.

Горячий сторонник брайлевской системы, Морис Сизеран пользовался ею не только при работе в кабинете, но и во время отдыха. Каждый год он проводил несколько недель в провинции Дофинэ в окрестностях Гренобля в Верхних Альпах. Прогуливаясь по полюбившимся и уже знакомым ему местам, Сизеран всегда имел при себе карманные записные книжки, «линейку Брайль-Баллю» и записывал свои мысли. Делал это несколько медленнее, чем за столом в кабинете, но так же уверенно. Он часто говорил, что без шрифта Брайля ни за что не справился бы с массой больших и малых дел.

Для Мориса Сизерана была характерна многогранная деятельность, приносившая плоды в разных областях жизни незрячих — в их социальном положении, просвещении, профессиональном обучении и трудоустройстве, книгопечатании, музейном и библиотечном деле. В целях экономии бумаги Сизеран предложил прибор, обеспечивающий возможность междустрочечного оборотного письма. Ценным было и то, что он разработал в 1882 году систему французской краткописи на рельефно-точечном шрифте.

В 1883 году Сизеран начал выпускать в Париже первый в мире ежемесячный журнал для слепых, дав ему название «Луи Брайль». Умение хорошо ориентироваться в городе и сельской местности, на железнодорожном транспорте, общительный характер позволяли ему, как журналисту, посещать незрячих музыкантов, ремесленников, учителей, престарелых людей в самых разных уголках Франции. Первые заметки и корреспонденции, появившиеся на страницах журнала «Луи Брайль», принадлежали ему. Кроме того, незрячие читатели могли прочитать здесь статьи познавательного характера, знакомились с художественными произведениями Бальзака, Гюго, Флобера, Золя, Мопассана.

Морис Сизеран был издателем и редактором ещё одного журнала — «Валентин Гаюи», выходившего четыре раза в год плоским шрифтом с того же 1883 года. Если прежде тифлопедагоги и воспитатели французских школ для слепых детей могли знакомиться с вопросами методики обучения только по редко выходившим отдельным книгам, то теперь проблемы тифлопедагогики систематически освещались на страницах специальных периодических изданий. Педагогический опыт самого Сизерана нашёл отражение в его «Руководстве для первоначального воспитания слепых детей». Это «Руководство», написанное более ста лет тому назад и обращенное к родителям незрячих детей и молодым педагогам, полезно и сегодня. Оно было переведено на русский язык и издано Попечительством Императрицы Марии Александровны о слепых в 1888 году вместе с «Правилами для приёма детей в училища слепых ведомства Мариинского Попечительства». Их можно было получить в канцелярии Попечительства бесплатно. Ввиду ценности «Руководства» приведём этот редкий документ полностью.

«Не существует ни одного слепого ребёнка, ни богатого, ни бедного, для которого советы, излагаемые в настоящем руководстве, не могли бы быть применены. Действительно, все слепые дети, которым дано счастье иметь преданных и разумных родителей, воспитываются на основе этих начал. Последуйте же, родители, примеру многих других: если вы это сделаете, то дитя будет вам обязано своим счастьем; как доказано опытом, оно впоследствии достигнет возможности содержать себя честным трудом. Если же этого не сделаете, то вам это не простится, ваше дитя станет для всех тяжёлым бременем, будет чувствовать себя несчастным и ни к чему не годным, и наконец, когда он узнает, что многие другие слепые содержат себя собственным трудом и находят в работе пользу и утешение, ваше дитя будет вас упрекать в том, что вы недостаточно заботились об его первоначальном воспитании и, таким образом, стали прямыми виновниками его несчастной жизни.

1. Приучайте слепого ребёнка ходить самостоятельно в том же возрасте, в котором обучают зрячих детей ходить без помощи.

2. Не заставляйте слепого ребёнка сидеть на одном месте, а приучайте его, напротив, ходить сперва по комнате, затем по всему дому и, наконец, вокруг дома и даже дальше.

3. При первой возможности учите слепого ребёнка одеваться и раздеваться без посторонней помощи, умывать руки и лицо, сморкаться и т. п. Всё это слепой ребёнок может исполнять в том же возрасте, как зрячий, необходимо только указать ему, как он должен всё это делать.

4. Равным образом приучайте слепого ребёнка кушать без помощи и указывайте ему, как он должен пользоваться ложкой, вилкой, а впоследствии и ножом. При этом необходимо объяснить ему подробно, как всё это делается, потому что слепой, конечно, не может, подобно зрячим детям, подражать движениям других людей.

5. Следите с особым вниманием за тем, как держит себя слепой ребёнок, который, не видя, как держатся другие, легко принимает дурные привычки и неловкие, уродливые и даже смешные движения, от которых впоследствии отучать его весьма трудно, и которые могут отозваться вредно на последующей его жизни. Одним словом, требуйте, чтобы слепой ребёнок держал себя совершенно так же, как благовоспитанный зрячий ребёнок. Следите, например, за тем, чтобы он не заносил пальцы в глаза, не качал головой, чтобы у него не болтались руки и ноги, чтобы он не делал странных движений и гримас и чтобы, стоя или сидя, никогда не держал себя скорченным или сгорбленным.

6. Игра необходима для слепого ребёнка, но большею частью он будет вынужден играть один или с одним только товарищем, так как может участвовать лишь в нескольких играх своих зрячих сверстников. Поэтому необходимо приучать его к играм главным образом таким, которые требуют упражнения слуха и осязания. Прятки и жмурки вполне годны для слепого, когда есть одно или два лица, которые могут играть с ним.

7. Так как слепой ребёнок не может двигаться на чистом воздухе так же легко, как зрячие дети, то заставляйте его по крайней мере гулять как можно чаще. Притом, ввиду того, что недуг заставляет его поневоле быть неподвижным или двигаться медленно, всякого рода упражнения на чистом воздухе, как зимой, так и летом, полезны для слепого ребёнка.

8. Ребёнок должен с раннего детства стараться быть полезным в доме, исполнять посильные ему работы, например, чистить мебель, мыть окна, шелушить горох, чистить картофель и морковь, наматывать нитки, чистить орехи и миндаль, трепать конопель и даже носить воду. В дальнейшем возрасте слепой может стирать бельё, чистить платья, мести полы, мыть посуду, бить масло, месить тесто, вертеть точило, доить коров, кормить животных, стелить постель, служить за столом и исполнять многие другие домашние работы.

9. Заставляйте слепого ребёнка заниматься легкими ручными работами вроде вязания, плетения, прядения и т. п. Даже если бы его изделия вначале оказались и не годными к употреблению, то такие простые работы всё-таки принесут большую пользу ребёнку, развивая гибкость его рук и пальцев.

10. Одним словом, имейте при воспитании слепого ребёнка ввиду, что ему придётся жить среди зрячих, от которых он должен по возможности менее отличаться своими движениями, привычками и занятиями.

11. Беседуйте чаще со слепым ребёнком, который, не имея возможности видеть на лице своих родителей выражение их нежной любви к нему, чувствует более других детей потребность часто слышать их голос. Как только слепой ребёнок достигает того возраста, в котором начинает говорить, расспрашивайте его чаще о том, что он слышит, что ощущает вокруг себя, дайте ему возможность обращаться к вам с вопросами во всякое время, и отвечайте всегда охотно и подробно на его детские расспросы.

12. Если необходимо быть осторожным во всяком разговоре, который ведётся вообще в присутствии детей, то эту осторожность следует усугубить по отношению к слепым детям. Им доступны только немногие впечатления, на которые они сосредотачивают свои мысли, и поэтому они всегда слушают очень внимательно. У них и воспоминания не так быстро изглаживаются, как у зрячего ребёнка, принимающего нередко в одно и то же время самые разнообразные впечатления. Поэтому во многих случаях слепой ребёнок замечает и припоминает такие слова, которые зрячий ребёнок пропускает без внимания. Разговаривая со слепым ребёнком, не забывайте, что он следит за вашими словами не только со вниманием, но даже с жадностью, что он ничего не упускает и старается всё понимать, и что всякий неосторожный разговор, ведённый вами в его присутствии, сделается предметом его размышлений на несколько часов, а иногда и на несколько дней.

13. Нравственное и религиозное образование слепого ребёнка может быть начато в том же возрасте, как у зрячих детей. У последних оно нередко начинается ранее обучения их грамоте, так что в это время они находятся в одинаковых почти условиях со слепыми.

14. Для слепого ребёнка ещё более важно, нежели для зрячего, быть всегда занятым, будь то игрою или работою.

15. Не выражайте никогда перед слепым ребёнком чувства жалости, ощущаемого вами при Виде его слепоты. Ваше сожаление не принесёт ему никакой пользы, может только привести его в уныние. Он, большей частью, и не подумал бы жаловаться на свою судьбу, пока вы его не наведёте на эту мысль. Поощряйте его, напротив того, к труду и к самостоятельности, и таким образом вы приготовите его к жизни твёрдой, полезной, а нередко даже приятной для него самого.

16. Необходимо постоянно развивать у слепого ребёнка память, которая должна со временем оказать ему важную услугу. Слепой чрезвычайно любит рассказы. Заставляйте его выучивать наизусть и рассказывать лучшие общеизвестные исторические и нравственные рассказы. Пользуйтесь всяким случаем для прочтения ему доступных его пониманию книг.

17. Слепой ребёнок распознает внешние предметы исключительно при помощи слуха и осязания. Поэтому, для ознакомления его с каким-либо предметом, необходимо, чтобы он его ощупывал со всех сторон, а также измерял его, если идёт дело о пространствах и величинах. Дайте ему в руки те предметы, с которыми вы желаете его ознакомить. Приучайте его различать осязанием разные монеты, материи, растения, фрукты.

18. По достижении слепым ребёнком возраста, в котором зрячие дети начинают посещать школу, старайтесь поместить слепого вашего ребёнка в такую же школу, учитель которой в несколько часов мог бы усвоить себе систему чтения и писания для слепых, и просите учителя, чтобы он занимался вашим ребёнком по крайней мере столько же, сколько он посвящает времени на зрячих его товарищей. Если помещение слепого ребёнка в обыкновенную школу окажется невозможным, то следует начать обучение дома, в семье, до тех пор, пока он может быть принят в специальное училище слепых. В такие училища слепые дети поступают большею частью с десятилетнего возраста, некоторые же училища принимают их и ранее, даже с пятилетнего возраста. В училищах слепых родители всегда могут ознакомиться с наиболее необходимыми учебными пособиями для слепых, и заведующие этими училищами лица, без сомнения, с полной готовностью во всякое время будут давать родителям необходимые указания относительно воспитания и обучения слепых детей и приобретения для них учебных пособий».

Познакомив русских читателей с «Руководством» незрячего тифлопедагога, Совет Попечительства сообщал, что Морис де ла Сизеран проживает в Париже и посвящает всё своё время и состояние на улучшение быта своих слепых соотечественников.

Популярное изложение элементарных правил воспитания, пропаганда тифлопедагогических знаний, информация о работе школ, — всё это содействовало распространению грамоты среди незрячих и росту школ для них. В 80-е годы во Франции число специальных школ достигало 24. В России не проходило и года, чтобы не открывалась одна или две школы. К 1900 году их стало у нас тоже 24, как и во Франции. Помимо всего Морис Сизеран заботился и об обучении умственно отсталых слепых детей.

Из журнала «Валентин Гаюи» учителя и воспитатели узнавали, чему и как учить слепых, какие ремёсла больше соответствуют их способностям и возможностям, какие профессии дают лучшие шансы для трудового устройства.

Новым серьёзным начинанием Мориса Сизерана явилась созданная им в 1889 году Ассоциация им. Валентина Гаюи. Ассоциация существовала на членские взносы и пожертвования благотворителей. Сообразно направлениям её деятельности в руководящем Совете работали три комитета. Первый заведовал денежными средствами и пропагандировал идею разумного попечения о слепых, второй заботился о распространении образования среди них и третий — изыскивал меры по предупреждению слепоты, собирал статистические данные о слепых и оказывал помощь ослепшим. В год двадцатилетия своего основания Ассоциация обслуживала 6500 слепых и расходовала на их нужды 167 тысяч франков.

В настоящее время тифлопедагоги и реабилитологи продолжают поиски путей и способов оказания социальной, педагогической и просветительской помощи слепым. А какие виды помощи мог предложить Морис Сизеран и его помощники? В одном из лучших районов Парижа был построен трёхэтажный Дом слепых. Рассказывая об этом доме своим читателям, русский журнал «Слепец» писал в 1909 году: «При возведении здания администрация отнюдь не руководствовалась мелочным желанием личного комфорта. Роскошь отсутствует. Нет ничего лишнего. Здание старались выстроить так, чтобы оно было как можно удобнее для слепых и насколько возможно удобно для того, чтобы тифлофилы могли осуществить свои задачи. Во всей постройке нет ничего необдуманного и бесцельного. Малейшая деталь имеет своё основание».

Совершим заочную экскурсию по парижскому Дому слепых.

Незрячие приходили сюда с самыми разными нуждами. Посетителей принимали патронессы, выслушивали их просьбы и жалобы в отдельных гостиных-уголках, чтобы не стыдно было бедным людям открывать своё горе в присутствии других. Желающие могли записаться в библиотеку им. В. Гаюи, основанную Сизераном, где был широкий выбор художественной и нотно-музыкальной литературы. Для читателей-брайлистов в типографии рельефно-точечного шрифта, размещавшейся здесь же, печатался еженедельный журнал «Брайлевское обозрение». Учителя школ для слепых детей имели возможность пользоваться тифлопедагогической литературой не только на родном французском, но и на иностранных языках. Гордостью Дома слепых стал тифлологический музей им. Л. Брайля, в котором были собраны все учебные пособия и приборы, применявшиеся тогда при обучении незрячих. Слепые парижане и жители предместий съезжались в здание Ассоциации, чтобы послушать интересную лекцию. А раз в месяц в лекционном зале устраивались концерты, в которых выступали сами незрячие. Для желающих обучиться профессии массажиста три раза в неделю слепой врач читал лекции. В одном из залов, носящем имя мецената Давена, давшего средства на постройку здания, были выставлены изделия слепых для продажи. Среди них — щётки, плетёные и бамбуковые стулья, дорожные корзины, столярные и слесарные поделки, вязаные рубашки, куртки и сети.

В Доме слепых работал глазной кабинет, куда приходили больные, которым угрожала слепота. Незрячие обращались в Ассоциацию им. В. Гаюи за бесплатными юридическими консультациями. Им также предоставлялось право пользоваться железнодорожными билетами по удешевлённому тарифу, а поездка с сопровождающим предполагала покупку только одного билета. Нуждающимся незрячим выдавалась помощь в виде одежды, белья, обуви и мебели. Столь разнообразный и обширный круг услуг, которыми пользовались незрячие Франции более ста лет тому назад, составил бы конкуренцию уровню социальной помощи обездоленным даже в настоящее время.

Русские подвижники благотворительности и просвещения незрячих отводили тифлопедагогическим трудам Сизерана почётное место. Их читали и изучали как на языке оригинала, так и в переводе на русский язык. О каждой новой его книге журнал «Слепец» информировал своих читателей. Так, в рубрике «Библиография» в двенадцатом номере «Слепца" за 1909 год сообщалось: «Морис де ла Сизеран, много лет потрудившийся на пользу слепых, издал недавно новую книгу «Тридцать лет изучения и деятельности на пользу слепых». В книге этой тифлофилы всех стран найдут много интересных и полезных указаний. Перелистывая этот толстый томик, удивляешься, как много вопросов и как тщательно рассмотрено автором. На последней странице помещён перечень целого ряда книг, выпущенных автором в свет... Читая его труд, чувствуешь, что пишет не теоретик или кабинетный учёный, а человек, переживший всё, о чём он пишет».

Морис де ла Сизеран, как крупный общественный деятель Франции, был известен не только в мире слепых, но и в мире зрячих. Он возглавлял Ассоциацию им. Валентина Гаюи до самой своей кончины в 1919 году. Следуя замечательным традициям, заложенным им, Ассоциация действует уже более 100 лет. С ней сотрудничают многие организации слепых разных стран мира, в том числе и журнал для незрячих детей России «Школьный вестник». В 1994 году в Париже наш журнал участвовал в работе конференции, которую Ассоциация им. Валентина Гаюи посвятила вопросам социальной, психологической и профессиональной реабилитации незрячей молодёжи.

Открытием первых учебно-воспитательных заведений для слепых детей в Париже и Санкт-Петербурге Валентин Гаюи дал толчок для создания подобных учреждений в других городах Европы. Среди последователей тифлопедагогических идей Гаюи мы встречаем людей, которые либо были его учениками, либо испытали на себе его влияние. К ним относятся бельгийский тифлопедагог и политический деятель Александр Роденбах, учитель берлинской гимназии Август Цейне и профессор из Кенигсберга Людвиг фон Бачко.

Александр Роденбах

В 1797 году одиннадцатилетнего мальчика постигло несчастье — он потерял зрение. Родители определили Александра в Парижский институт для слепых детей. Здесь под руководством Валентина Гаюи он изучал общеобразовательные предметы, овладел несколькими ремёслами, обучился игре на фортепьяно. Ещё в институте он почувствовал склонность к педагогической деятельности. Это было замечено и его учителями. Когда голландский король Луи Бонапарт посетил институт, Роденбах был рекомендован ему как учитель в Амстердамское училище для незрячих.

С приходом в училище молодого педагога обучение и воспитание детей стало проводиться методами В. Гаюи. Восприятие устных объяснений педагогов ученики сочетали с чтением книг, напечатанных рельефно-линейным шрифтом, географию частей света и своей страны они изучали по рельефным географическим картам и глобусам; трудовые навыки приобретали, изготовляя различные предметы домашнего быта: плели корзины и коврики, делали щётки, вязали шерстяные вещи. Впоследствии, когда Бельгия в 1830 году выделилась в самостоятельное государство, тифлопедагогическая деятельность Александра Роденбаха распространилась и на Брюссель, где он организовал училище для слепых по типу Парижского института. Опыт работы в Амстердамском и Брюссельском училищах он обобщил в своих тифлопедагогических трудах. Помимо этого Роденбах много внимания уделял вопросам обучения и воспитания глухонемых детей. Его работы по сурдопедагогике также приобрели широкую известность среди дефектологов.

Если занятия тифлопедагогикой Александра Роденбаха имели аналогию с преподавательской работой Ф. Лезюэра и Ш. Фурнье, его однокашников по Парижскому институту слепых, то в политической, административной и общественной деятельности у него конкурентов среди слепых не было. Он был далёк от замкнутой жизни, которую нередко вели в то время слепые. Его глубоко интересовали вопросы торговли, сельского хозяйства и промышленности, финансовое состояние страны. Со статьями и отдельными работами на эти темы он часто выступал в бельгийской печати, высказывая свои суждения, к которым прислушивались предприниматели и политики. Бывший воспитанник Валентина Гаюи стал мэром одного из городов. Ещё в 1831 году Роденбаха избрали депутатом Бельгийского парламента, где он защищал интересы граждан до последних дней жизни. Когда в 1846-1847 годах население Бельгии было охвачено голодом и эпидемией тифа, Роденбах приложил все усилия для борьбы с бедствиями и благодаря своим организаторским способностям спас много человеческих жизней.

Несмотря на большую занятость, Роденбах продолжал помогать людям, поражённым слепотой и глухотой, открывал для них школы, добивался, чтобы правительство финансировало их. В 1861 году он был приглашён на открытие памятника Валентину Гаюи, установленного перед зданием Парижского национального института для слепых детей.

Выдающийся политик Бельгии, учитель незрячих и глухонемых детей Александр Роденбах умер в 1869 году, оставив по себе добрую память в сердцах обездоленных.

Август Цейне

Дождливым августовским утром 1806 года дилижанс, в котором ехал Валентин Гаюи со своими спутниками, достиг Берлина. Здесь путешественники расположились на отдых, чтобы через некоторое время снова тронуться в путь к невским берегам, в российскую столицу — Санкт-Петербург. В гостиницу, где они остановились, к Гаюи пришёл молодой человек и представился:

— Август Цейне, учитель гимназии.

Что же представлял собой нежданный гость?

Август Цейне (1778 — 1853) родился в семье филолога. Он получил хорошее домашнее образование, а затем окончил университет в Виттенберге на Эльбе. Будучи преподавателем одной из берлинских гимназий, Цейне старательно изучал труды педагогов своего времени. Так, он не только основательно проштудировал сочинения швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци (1746 — 1827), но и стал его другом. В основу практической деятельности Цейне легли педагогические принципы знаменитого швейцарца. Их суть состояла в следующем: гуманное, доверительное обращение с детьми; нравственное воспитание, подсказанное  индивидуальными особенностями ребёнка. Внимание Цейне привлекло к себе и воспитательное заведение для детей всех сословий, открытое Пестолоцци в Ивердоне. Это был очаг новых благотворных педагогических начал.

Наблюдательный Цейне не мог проходить мимо нищих слепцов, бродивших по улицам германской столицы в поисках куска хлеба. Возникла мысль: обучать их грамоте и приспособить к труду, чтобы они сами могли зарабатывать себе на жизнь. Но как это сделать, какие методы применять в их воспитании? Эти вопросы и привели его к Гаюи. Узнав о цели визита, Валентин Гаюи познакомил немецкого учителя с разработанной им системой обучении и воспитания незрячих детей. Чтобы создать благоприятную атмосферу для воплощения в жизнь начинаний Августа Цейне, Гаюи провёл несколько показательных уроков со своим слепым учеником Шарлем Фурнье в присутствии прусского (германского) короля Фридриха Вильгельма III и членов Берлинской Академии наук.

Энергичный Цейне уже 13 октября 1806 года смог открыть в Берлине первое учебно-воспитательное заведение для слепых детей при одном ученике Вильгельме Энгеле из Бранденбургского города Кольберга. Число учащихся в институте с каждым годом росло. Молодой тифлопедагог сам изготовлял учебные и наглядные пособия. Он, например, делал отличные рельефные географические карты и даже соорудил огромный рельефный глобус. Им был выработан последовательный курс географии, в котором он постепенно переходил с учениками от изучения родины к изучению всего земного шара.

Август Цейне считал, что слепым нужно внушать веру в свои силы. Средством достижения полноценности слепых является труд. Он также утверждал, что достаточно широкое умственное образование поможет незрячим стать деятельными людьми. На его основе может проводиться нравственное воспитание, которому он придавал большое значение. По его мнению, обучение слепых должно взять на себя государство.

Вспыхнувшая в 1812 году наполеоновская война тяжело отразилась на развитии Берлинского института, и только Цейне, пожертвовавший на это дело почти всё своё состояние, спас его от гибели.

В 1820 году Цейне предпринимает путешествие по Европе, знакомится с существующими институтами для слепых и глухонемых детей, делится опытом своей тифлопедагогической работы. Одним из лучших его коллег-тифлопедагогов в Берлинском институте был создатель системы плоскопечатного письма для слепых Е. Гебольд (1819 — 1871).

Август Цейне достиг того, что из воспитанников Института в Берлине выходили учёные, выдающиеся учителя, музыканты и ремесленники. В числе замечательных его учеников был Иоганн Георг Кни (1795 — 1859), получивший университетское образование и явившийся создателем Института для слепых детей в Бреславле.

Неоценимый вклад Август Цейне внёс в работу со взрослоослепшими, или в реабилитацию, как теперь говорят. В войну с Наполеоном более 500 немецких солдат лишились зрения. По предложению Цейне для этих слепых были открыты особые заведения в Берлине, Бреславле, Кенигсберге, Мариенвердене и Мюнстере. Это были ремесленные мастерские, в которых военноослепшие обучались в течение нескольких месяцев различным ремёслам, а потом возвращались домой. Мастеров для их обучения подготавливал сам Цейне и его ученики. Некоторые из этих ремесленных мастерских впоследствии были преобразованы в учебные заведения для слепых.

Опыт своей тифлопедагогической деятельности основатель Берлинского Королевского института для слепых Август Цейне обобщил в труде «Велизарий, или о слепых и училищах слепых».

Немецкие незрячие называли Августа Цейне "отцом слепых", так как он всю свою жизнь посвятил им.

Людвиг фон Бачко

Среди взрослоослепших, которые хотя и не обучались у Валентина Гаюи, но использовали его учение в своей просветительской деятельности, был венгр Людвиг фон Бачко.

Он родился в 1755 году. Его отец служил офицером в прусской армии и участвовал в Семилетней войне 1756 — 1763 годов. Детство и юность Людвига прошли в главном городе Восточной Пруссии Кенигсберге, где он учился в гимназии и окончил университет. В университете он слушал знаменитого Иммануила Канта (1724 — 1804), читавшего лекции по философии и логике. Бачко был знаком и с его философскими трудами «Критика чистого разума», «Критика способности суждения» и «Пролегомены».

Когда Людвигу исполнился 21 год, он заболел оспой, лишившей его зрения. Кроме того, он хромал и не владел правой рукой. Но преследовавшие Людвига Бачко трудности не сломили его дух. Он постоянно совершенствовал свои знания в гуманитарных науках, и в особенности в истории. Вначале он занимался преподавательской деятельностью в Кенигсбергском университете и написал книгу «История Пруссии». Затем ему предложили должность профессора истории Артиллерийской академии. Здесь долгое время он читал лекции по истории Пруссии и Великой Французской буржуазной революции 1789 — 1794 годов. На эти темы он оставил несколько серьёзных научных трудов.

Чувство сострадания к братьям по несчастью привело Людвига Бачко к деятельности, смыслом которой стала борьба с физической и духовной слепотой. Помог ему встать на этот путь Валентин Гаюи. Их встреча произошла в 1806 году, когда французский просветитель, проезжая через Восточную Пруссию в Россию, остановился в Кенигсберге. Гаюи снабдил незрячего профессора истории самыми необходимыми тифлопедагогическими сведениями. А самому Людвигу Бачко пришлось начать сбор пожертвований. На эти средства он смог открыть Институт для слепых детей и возглавил его. С того времени с папертей католических и лютеранских церквей постепенно стали исчезать слепые дети, собиравшие милостыню, на улицах города поубавились бродячие певцы, скрипачи и шарманщики. Теперь незрячие могли учиться в институте чтению и письму, получать трудовые навыки в ремёслах, обучаться игре на различных музыкальных инструментах. Так благодаря содействию Валентина Гаюи и стараниям уже пожилого, очень больного, но мужественного человека возникло ещё одно учебно-воспитательное заведение для незрячих.

Первостепенную роль в познавательной деятельности слепых Л. Бачко отводил слуховым восприятиям. Он считал, что «... слух имеет в жизни слепого гораздо большее значение, чем осязание». На этом основании тифлопедагогика, по его мнению, должна иметь в виду развитие не столько осязательно-двигательных, сколько слуховых ощущений. Недооценка им осязания в учебно-воспитательном процессе незрячих объяснялась тем, что сам Людвиг фон Бачко, будучи длительное время зрячим, сумел хорошо познакомиться с предметами окружающего мира, а после потери зрения, обладая недостаточно хорошим осязанием из-за болезни руки, он стал пользоваться исключительно слухом. Достигнув значительных успехов в научно-педагогической деятельности, Л. Бачко справедливо отмечал, что слепым присущи способности к философскому и научному мышлению.

Л. Бачко участвовал в организации помощи ослепшим во время наполеоновских войн. Эта организация была преобразована в Общество, содействующее образованию и трудоустройству слепых в Германии.

 Помимо исторических трудов, Людвигу фон Бачко принадлежат автобиографические книги, характеризующие жизнь незрячего человека и положение слепых его времени: «История моей жизни» и «О себе самом и моих товарищах по несчастью» (изданы в Лейпциге в 1807 г.).

Кенигсбергский историк и тифлопедагог Л. Бачко умер в 1825 году.

Русский психолог А.А. Крогиус в своей книге «Психология слепых и её значение ля общей психологии и педагогики» познакомил русских читателей с тифлопедагогическими взглядами Л. Бачко.

Джон Дальтон

Людей, страдающих частичной световой слепотой, называют дальтониками. Они не способны различать некоторые цвета, большей частью — красный и зелёный. Подобные нарушения цветового зрения заметил у себя английский учёный XVIII века Джон Дальтон. В 1794 году он впервые дал научное описание этому явлению.

Дж. Дальтон был разносторонним учёным, причём вершин научных знаний он достиг исключительно благодаря самостоятельному образованию.

Дальтон родился 6 сентября 1766 года. Окончив школу в родном местечке Кумберленд, Дальтон с 18 лет занялся учительской деятельностью, помогая в свободное от уроков время отцу в полевых работах. В 1781 году Дальтон переселился в Кендаль, где его родственник содержал учебное заведение. Склонность к физике и математике, которыми Дальтон усиленно занимался, создали ему круг знакомств, полезных для его дальнейшего образования. В 1793 году Дальтон стал учителем математики и естественных наук в манчестерском колледже. Работы по химии и физике доставили ему вскоре известность в Англии и на континенте; но Дальтон не старался  извлечь из своей научной славы никаких материальных выгод или создать себе блестящее положение. Как истинный подвижник, он продолжал  вести свой прежний образ жизни скромного учителя.

Физические работы Дальтона касаются изучения свойств газов и жидкостей. Эти исследования, требовавшие искусных научных опытов, подготовили Дальтона к его дальнейшим работам с болотным и маслородным газами, при изучении которых учёный впервые обратил внимание на закон кратких отношений, господствующих в химических соединениях. Этот закон подтвердило и изучение состава углекислоты и окиси углерода, окислов азота, т.е. соединений двух элементов, дающих целый ряд разнообразных веществ. Для объяснения открытых им законов он обратился к древней атомистической теории, которую развил, опираясь на данные современной ему научной мысли.

С признанием законов Дальтона твёрдо установилась численная сторона изучения химических соединений, утвердился окончательно точный язык химических формул, хотя обозначение различных химических соединений, предложенное Дальтоном, и не удержалось, уступив место более удобным формулам Берцелиуса.

В 1817 г. Дальтон был избран президентом манчестерского литературного и философского общества, деятельнейшим членом которого он был уже с 1794 года. А в 1822 г. он становится членом Лондонского королевского общества, Парижской Академии наук. Многие другие иностранные общества старались украсить именем Дальтона списки своих членов. Исследования и открытия учёного были отмечены в 1826 г. золотой медалью, выбитой в честь Дальтона и поднесённой ему Лондонским королевским обществом, а в 1833 году — пенсией от короля. Английский Оксфордский и Эдинбургский университеты удостоили Дальтона степени доктора.

Джон Дальтон умер в 1844 году.

Природой дальтонизма учёные продолжают интересоваться и сегодня. Так, наш современник, профессор Кембриджского университета Джон Мольтон спустя 150 лет после смерти Дальтона разгадал, почему знаменитый учёный не различал цветов, путая зелёный цвет с красным, а розовый - с голубым. Для этого потребовалась крохотная частичка глаза Дальтона. К счастью, великий химик, который знал особенность своего зрения и описал её, завещал после смерти законсервировать свои глаза. Они хранились в Философском обществе Манчестера. Благодаря научной предусмотрительности Дальтона профессору Мольтону удалось «вызвать» нужную генетическую информацию, в результате чего стало ясно: в сетчатке глаза Дальтона отсутствовал зелёный пигмент, необходимый для нормального восприятия цветов.

Иоганн Клейн

Идея обучения слепых грамоте возникла, как известно, на рубеже ХVIII — ХIX веков у трёх подвижников-просветителей, живших в разных странах Европы.

Первым такую попытку сделал священник из германского города Мангейма Христиан Низен. Ещё в 1772 году он приступил к обучению грамоте 16-летнего юноши Вейсенбурга. X. Низен научил своего ученика писать плоским шрифтом при помощи специальной рамки, составил для него учебник по математике и алгебре и изготовил несколько географических карт. Успехи были налицо. Однако учителю-энтузиасту не удалось наладить массовое или хотя бы групповое обучение слепых.

Вторая попытка организовать учебное заведение для незрячих оказалась весьма удачной. Ее инициатором стал французский просветитель Валентин Гаюи, открывший в 1784 году в Париже, а затем в 1807 году в Санкт-Петербурге институты для незрячих детей. Тем самым был заложен фундамент систематического просвещения слепых, получившего распространение во всех странах мира.

А третью попытку, тоже успешную, но независимо от В. Гаюи, сделал в столице Австро-Венгерской монархии — городе Вене — юрист и общественный деятель Иоганн-Вильгельм Клейн. В 1804 году он основал Венский институт для слепых детей.

Клейн родился в 1765 году. В Вене он получил юридическое образование и включился в активную общественную деятельность по оказанию помощи обездоленным. С 1805 по 1826 год Иоганн Клейн занимал должность окружного директора попечительства о бедных. Именно здесь он впервые познакомился с положением слепых. Его особое внимание обратили на себя слепые  дети, остававшиеся в массе своей неграмотными. Знакомство с незрячей талантливой пианисткой и композитором Марией Терезией Парадис, бывшей тогда директором музыкальной школы для зрячих девушек, и слепым поэтом Антоном Бергофером пробудили в нём желание взяться за обучение и воспитание слепых детей.

В 1804 году Клейн берёт на воспитание девятилетнего слепого мальчика по имени Якоб Браун. Так как Клейн не был знаком с методами В. Гаюи (из-за того, что Австро-Венгрия и Франция находились тогда в состоянии войны), ему самому пришлось искать пути для достижения поставленной цели. Мальчик оказался очень способным, и уже через год учитель решился познакомить общественность с полученными им результатами. 24 августа 1805 года в одной из венских газет появилась статья об этом удачном опыте. Чему же удалось обучить первого ученика? Он научился читать по выпуклым буквам, писать так, что зрячие могли читать написанное. Кроме того, он мог производить все четыре арифметических действия посредством «счётного шнура», изобретённого Клейном. Мальчик хорошо изучил основы географии по рельефным картам, систему нотных знаков. Он также искусно плёл сети из верёвок и кружева на коклюшках, вязал тёплые вещи, мастерил разные вещицы из бумаги, картона и кожи. Испытание мальчика было произведено в присутствии целой комиссии и дало блестящие результаты. Важно было то, что правительство стало выделять денежные дотации для расширения дела обучения слепых, начали поступать средства и от частных лиц. Так рождалось первое учебное заведение для незрячих в Австро-Венгрии — Венский королевский институт для слепых детей.

С целью популяризации своего опыта Клейн в 1805 году издал брошюру. Она быстро разошлась. Кроме того, раз в неделю он демонстрировал мастерство своего ученика. Вскоре Венский институт стал центром по подготовке учителей школ слепых детей не только Австро-Венгрии, но и других стран Европы.

При обучении чтению на осязание в Венском институте не пошли дальше рельефно-линейного шрифта В. Гаюи. Когда сам Луи Брайль познакомил Иоганна Клейна со своим рельефным шеститочием, тот, как это ни покажется странным, отнёсся к его системе отрицательно и ввёл в обучение так называемый игольчатый шрифт, изобретённый одним из учеников Клейна. Именно подобным шрифтом в Институте печатались книги для слепых. Институтская библиотека была очень бедной: букварь, сборник пословиц, басен и стихотворений, несколько брошюр религиозно-нравственного содержания и хронологическая таблица по истории. Вот и всё.

Наглядного обучения, в настоящем смысле слова, учащиеся Института еще не знали, но два урока в неделю отводились для тренировки осязания. «Клейн придавал большое значение развитию рук, — писал немецкий тифлопедагог Ф. Цех, — руки должны упражняться в играх, в разных домашних работах, в занятиях плетением. Дети должны были сами одеваться и раздеваться... Что касается пособий для обучения естествознанию, то интересно, что Клейн, кроме настоящих моделей, употреблял рельефные картины и контуры». Музыкальные занятия в Институте проводились по специальной методике, разработанной придворным органистом Симоном Зехтером. Незрячие дети учились в Институте восемь лет, т. е. получали самый высокий образовательный ценз, существовавший в те времена. Заботясь о положении слепых после окончания учёбы в Институте, Клейн ещё в 1826 году открыл при нём дом призрения и мастерские для взрослых слепых. Здесь он испробовал следующие ремёсла: картонажное, переплётное, сапожное, столярное, токарное, ткацкое, корзиночное и канатное. Три последних профессии оказались наиболее подходящими для слепых, и им стали обучать обстоятельнее.

Иоганн Клейн выпустил несколько книг и руководств о методах обучения слепых, об опыте работы, накопленном к тому времени специальными учебными заведениями. В 1837 году Клейн организовал при Институте музей, в котором собрал все тифлоприспособления, применявшиеся тогда в обучении и воспитании незрячих детей. Тогда же увидела свет книга И. Клейна «История обучения слепых».

В 1848 году 83-летний Иоганн Вильгельм Клейн больным и почти глухим покинул пост директора Венского института. Он скончался в том же 1848 году и был похоронен на городском кладбище. На его могиле возвышается памятник, на котором изображён он сам с двумя своими учениками.

Мартин Кунц

Уроженца Швейцарии Мартина Кунца тифлопедагоги-современники причисляли к первопроходцам, новаторам в области тифлографики. Вклад этого учителя в технологию изготовления рельефных наглядных пособий, изображающих различные предметы окружающего мира, весьма значителен.

М. Кунц родился в 1847 году в семье фермера. Свою педагогическую деятельность он начал на родине в обычной гимназии, обучая зрячих детей. Затем получил приглашение в Эльзас, где стал сначала преподавателем географии, а потом — и директором Ильцахской школы для слепых детей. Позже в течение нескольких лет Кунц работал в Берлине.

Мартин Кунц ратовал за широкое образование слепых. В процессе обучения незрячих детей он придавал большое значение осязанию. Им тщательно был разработан вопрос о преподавании географии с использованием рельефных наглядных пособий. Созданными Кунцем географическими атласами и картами пользовались в школах слепых не только в Германии, но и в других странах Европы. По его предложению океаны и моря выделялись не только контуром, но и параллельной штриховкой. Пособия были максимально разгружены: горы обозначались лишь рельефными точками, русла рек чётко выделялись.

Другим направлением в тифлографике, разработанным Кунцем, стало изготовление рельефных пособий по естествознанию. На крупноформатных листах меди остриём специального приспособления он очерчивал фигуры животных, птиц и растений, рисовал картины природы. В результате тщательной работы он получил своего рода атлас для изучения естествознания. Правда, этот атлас не был вполне совершенен, и незрячий ребёнок не всегда мог различить с помощью осязания отдельные части тела животного или птицы. Например, шею цапли, хобот слона, рог носорога и т. п.

В своих работах по психологии и педагогике слепых Кунц горячо отстаивал мысль о подготовке незрячих к педагогической деятельности в специальных школах. Эта идея получила поддержку у большинства директоров школ слепых в Германии. В положительном тоне этот вопрос дебатировался на конгрессах тифлопедагогов, и было сформировано мнение, что именно слепой учитель имеет ряд преимуществ при преподавании музыки и ремёсел.

Педагогическая деятельность Мартина Кунца, его труды по дефектологии стали важным этапом в истории просвещения слепых как в Германии, так и в других странах.

М. Кунц скончался в 1919 году в Берлине.

Российские учёные, тифлопедагоги, просветители — на благо незрячих

Константин Карлович Грот

О Константине Карловиче Гроте, русском государственном и общественном деятеле, современники говорили так: «Во всём видна чисто отеческая забота К.К. Грота о слепых. Он основал дело помощи слепым и твёрдо и неуклонно шёл к достижению поставленной им гуманной цели. Для него попечение о слепых — не игра в благотворительность, а живое дело, которому он отдал душу...»

К.К. Грот — организатор обучения и воспитания слепых детей, он открыл первые ремесленные мастерские для инвалидов по зрению, создавал лечебные учреждения по борьбе с глазными болезнями, многое сделал для налаживания книгоиздательского и библиотечного дела для слепых.

К.К. Грот родился 12(25) января 1815 года в Санкт-Петербурге в семье чиновника Карла Грота, дворянина, обрусевшего немца, родители которого приехали в Россию в XVIII веке. Константин Карлович сначала получил хорошее домашнее образование, а в 1835 году окончил Царскосельский (Александровский) лицей. В том же году началась его служебная карьера в различных министерствах и ведомствах государственной власти: финансов, внутренних дел, государственных имуществ, на посту самарского губернатора. Значительную часть своей общественной деятельности, продолжавшейся более 60 лет, он отдал заботе о слепых.

Большой опыт административно-организаторской, финансовой и хозяйственной деятельности, доверие и поддержка Императора Александра II и его супруги Марии Александровны позволили К.К. Гроту создать в 1881 году Мариинское попечительство о слепых — первую в истории России благотворительную организацию для незрячих, положившую начало коренным изменениям в укладе и характере их жизни.

Традиции благотворительности, которые заложил в своем Уставе великий князь Киевский Владимир I Святославович ещё в Х веке, предполагали оказание материальной помощи обездоленным, в частности слепым, т.е. им должно было предоставлять кров, еду, одежду и т.п. А дело, начатое К.К. Гротом в конце XIX века, ставило своей целью «...обучение слепых доступным им ремёслам и занятиям, дабы они могли существовать без посторонней помощи и работать и действовать по возможности самостоятельно».

Работа Мариинского попечительства опиралась на «Основные начала о деятельности Попечительства». Разработанные К.К.Гротом, 13 февраля 1881 года они были утверждены Александром II. Попечительство пользовалось правом юридического лица и обладало денежным капиталом, который составлялся из добровольных пожертвований населения и государственных субсидий. В момент создания Попечительство было подчинено Министерству внутренних дел, а в 1883 году оно было передано Ведомству учреждений Императрицы Марии как высшему органу государственного управления благотворительными, лечебными, женскими и некоторыми специальными учебными заведениями. С 1882 по 1884 гг. по высочайшему распоряжению возглавлял это ведомство К.К. Грот. Он многое сделал для развития попечительских учреждений по работе со слепыми. Сеть учреждений Мариинского попечительства была распространена по всей России. Она включала 38 отделений и комитетов, занимавшихся различными сторонами жизни и быта инвалидов по зрению.

В области просвещения слепых Мариинское попечительство достигло заметных результатов. Если в 1881 году была открыта одна специальная школа, то в 1900-м таких школ стало 24, а к 1917 году — 35. Некоторые незрячие получали высшее образование — музыкальное, философское, историческое и юридическое. Труднее всего было наладить обучение и воспитание слепоглухонемых детей, но и оно стало реальностью, когда в Петербурге на Фонтанке в 1908 году была открыта первая школа для детей, лишённых зрения, слуха и речи. Ещё раньше, заботясь о просвещении глухонемых, К.К. Грот расширил в Петербурге школу для них и помог приволжским колонистам основать у себя школу и приют для глухонемых. Большое внимание в школах для слепых детей уделялось наглядному обучению, для чего изготовлялись рельефные географические карты, глобусы и планы городов. Первостепенное внимание К.К. Грот обращал на подготовку кадров тифлопедагогов и воспитателей школ слепых — курсы при Мариинском Попечительстве работали систематически.

Незрячие трудились в столичных щёточных мастерских им. К.К. Грота, в Санкт-Петербургской артели слепых, живущих своим трудом, в корзиночных и щёточных мастерских других городов России. Слепые осваивали новые профессии — настройщика роялей, массажиста, церковного певчего, регента, учителя, переписчика нот. Но в целом база для трудоустройства инвалидов по зрению была ещё очень ограниченной.

Для борьбы со слепотой и для профилактики глазных болезней Попечительством была создана сеть лечебных заведений и «летучих» глазных отрядов, распространивших свою работу на больших пространствах: от Волынского края на Западе до Забайкалья и Монголии на Востоке, от Вологды на Севере до Тифлиса и Нагорного Карабаха на Юге. К 1914 году врачами Попечительства было обследовано 3,5 миллионов глазных больных. Среди них насчитывалось около 60 тысяч слепых. В результате консервативного лечения и хирургических операций у многих улучшалось или восстанавливалось зрение.

Для нетрудоспособных и престарелых незрячих открывались убежища и приюты, где постояльцы содержались за счёт средств Попечительства.

Развитие, рост образованности и культуры незрячих людей обеспечивались благодаря изданию по Брайлю книг Священного Писания и произведений высокохудожественной, нравственно здоровой литературы, о чём К.К. Грот заботился с самого начала своей попечительско-просветительской деятельности. Выпуском брайлевской литературы занимались несколько попечительских и частных типографий рельефного шрифта. Пользование рельефно-точечными книгами в специальных библиотеках было бесплатным.

В 1888 году Мариинское попечительство о слепых было переименовано в Попечительство Императрицы Марии Александровны, многое делавшей для улучшения доли незрячих в России. Тогда же К.К. Грот получил из государственной казны на нужды Попечительства 1 миллион рублей. На эти средства были построены и открыты новые школы, глазные пункты и убежища. Попечительство издавало два журнала: «Слепец», предназначавшийся для тифлопедагогов, глазных врачей и попечителей, и брайлевский журнал «Досуг слепых», который рассказывал о жизни незрячих и печатал произведения художественной литературы.

Сознавая, что возможности благотворительности ограниченны, К.К. Грот много думал о государственной организации общественного призрения. В 1892 году он подал записку по этому вопросу министру внутренних дел И.Н. Дурново. Дело дошло до Императора. Сверху поступило распоряжение о создании правительственной Комиссии во главе с Гротом по разработке нового закона об общественном призрении. Основным принципом работы Комиссии являлось правовое понятие о государственной благотворительности, говоря современным языком — о государственном социальном обеспечении: дети, калеки, неспособные к труду имеют право на призрение. Но осуществить этот гуманный замысел престарелому Гроту было не суждено. 30 октября 1897 года он умер.

Последним трагическим событием, которое коснулось забот Попечительства как благотворительной организации, была первая мировая война. Большое количество военноослепших находило у подвижников благотворительности психологическую поддержку, получало материальную, медицинскую и реабилитационную помощь. Это помогало воинам, потерявшим на фронте зрение, возвращаться к труду и полноценной жизни. Однако непреодолимой преградой на пути Попечительства явились социальные потрясения 1917 года. 4 марта Ведомство учреждений Императрицы Марии, куда входило Попечительство, было упразднено. Его дела передали в Министерство народного просвещения, в составе которого было образовано управление Мариинскими благотворительными и учебными заведениями. 19 ноября того же 1917 г. приказом по Наркомату государственного призрения ликвидировались все благотворительные учреждения и общества помощи инвалидам, включая Попечительство Императрицы Марии Александровны о слепых.

Вклад Константина Карловича Грота в гуманитарно-попечительское движение России значителен. Созданное им Попечительство Императрицы Марии Александровны о слепых фактически заменяло отсутствовавшие в то время в государстве функции социального обслуживания, просвещения, трудового устройства и оказания медицинской помощи гражданам — инвалидам по зрению. О заслугах К.К. Грота академик А.Ф. Кони сказал: «Русские люди должны быть ему благодарны, ибо он был борцом с общественной и личной слепотой и сделал в этом отношении многое».

Егор Абрамович Перетц

Как известно, основателем и первым председателем Совета Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых в России был К.К. Грот. Его преемником стал видный государственный и общественный деятель Е.А. Перетц.

Егор Абрамович Перетц родился в 1833 году. Юридическое образование он получил в Петербургском университете, окончив его с учёной степенью кандидата права. В период царствования Александра II он играл видную роль в разработке судебной реформы 1864 года, давшей народу «суд скорый, правый и милостивый». Активное участие он принимал и в работе комиссии, занимавшейся социальным обеспечением семей воинов, погибших во время Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг., а также по оказанию помощи раненым и розыску без вести пропавших. Ещё до попечительской работы среди слепых Е.А. Перетц приобрёл опыт благотворительной деятельности в Комиссии по попечению о государственных служащих.

В 1895 году Егор Абрамович возглавил Совет Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых. При нём было открыто много новых бесплатных глазных амбулаторий и лечебниц, заметно оживилась работа глазных летучих отрядов, направлявшихся в различные местности с целью предупреждения слепоты среди беднейшего населения России.

Большое внимание он уделял вопросам просвещения незрячих: к 1900 году на территории страны действовало 24 школы для слепых детей. Открывшаяся в 1895 году типография рельефного шрифта при Петербургской школе для слепых детей расширила круг издаваемой литературы по Брайлю. Дети получали учебники, взрослые незрячие могли самостоятельно прочитать «Евгения Онегина» А.С. Пушкина, «Мёртвые души» Н.В. Гоголя, «Слепого музыканта» В.Г. Короленко, книги Священного Писания, церковно-историческую литературу, а музыканты и хористы разучивали и исполняли музыкальные произведения по выпуклым нотам. К большой радости читателей, с января 1898 года начал выходить брайлевский журнал «Досуг слепых», публиковавший на своих страницах художественные произведения писателей-классиков, статьи познавательного характера.

За четыре года своего руководства Перетц добился от государства ряда льгот не только для служащих Попечительства, но и для всех слепых: ежегодную субсидию Попечительству в размере 25 тысяч рублей (сумма весьма внушительная по денежному курсу тех лет); бесплатную пересылку попечительской корреспонденции по почте; пенсии для учителей и воспитателей школ слепых; право на проезд слепых по железной дороге со значительной скидкой.

Е.А. Перетц своими трудами вписал одну из замечательных страниц в историю Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых. Он скончался 19 февраля 1899 года в Петербурге.

Бронислав Казимирович Кукель

Видным деятелем Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых был Бронислав Казимирович Кукель (1827 — 1914). Поляк по происхождению, Кукель всю жизнь прожил в России.

Его общественные взгляды формировались на основе русской культуры, литературы и истории государства российского.

Патриотически настроенный молодой человек поступил учиться в 1855 году в Николаевскую инженерную академию. По окончании полного курса Академии он начал военную службу в Восточной Сибири. С 1857 по 1861 год Бронислав Казимирович состоял в казачьих войсках этого края.

В то время генерал-губернатором Восточной Сибири был граф, генерал-адъютант Николай Николаевич Муравьёв-Амурский (1809 — 1881). В хозяйственных и культурных преобразованиях Амурского края, осуществлённых по его инициативе, активное участие принимал и Б.К. Кукель.

О своей совместной службе с Кукелем в тех далёких краях чрезвычайно интересно рассказывает князь П.А. Кропоткин в своих «Записках революционера». Окончив в 1862 году в столице Пажеский корпус, молодой князь выбрал для своей службы Сибирь. Вот что он пишет о её начале в Иркутске: «Помощником Корсакова (сменившего тогда Муравьёва) был молодой тридцатипятилетний генерал Кукель, он занимал должность начальника штаба Восточной Сибири (он сейчас же взял меня к себе адъютантом) и, как только ознакомился со мной, повёл меня в одну комнату в своём доме, где я нашёл лучшие русские журналы и полную коллекцию лондонских революционных изданий Герцена. Скоро мы стали близкими друзьями.

В то время Б. К. Кукель временно занимал пост  губернатора Забайкальской области, а через несколько недель мы переправились через Байкал и поехали на восток, в Читу. Здесь мне пришлось отдаться всецело, не теряя времени, великим реформам, которые тогда обсуждались...

Не было недостатка и в других случайных работах. То приходилось найти деньги для поддержки детского приюта, то нужно было сделать описание экономического положения в области на основании земледельческой выставки, то предстояло начать какие-нибудь важные исследования или произвести какое-нибудь следствие.

— Мы живём в великую эпоху; работайте, милый друг; помните, что вы секретарь всех существующих и будущих комитетов, — говорил мне Кукель. И я работал с двойной энергией».

Окружающие знали Кукеля как исключительно порядочного и честного человека, строго выполнявшего свои служебные обязанности. Вместе с тем он был непримирим к разного рода  несправедливостям и нарушениям закона. Узнав о бесчеловечном обращении одного волостного заседателя с крестьянами, он принял решение изгнать его со службы. Но на это не согласились в Иркутске, так как тот имел сильных покровителей.

В 1863 году из Петербурга пришла бумага, в которой Кукелю без каких-либо объяснений и обоснований предписывалось освободить все занимаемые должности. Друзья и близкие к нему люди говорили, что Кукеля в сопровождении жандармов могут отправить в Петербург и заключить там в Петропавловскую крепость. Так бы и сделали, если бы не энергичное заступничество графа Николая Муравьёва-Амурского, который лично умолял Императора Александра II пощадить Кукеля.

Драматические перемены в жизни Кукеля вылились в коренные изменения всего её уклада. Военную службу он навсегда оставил. И, будучи знатоком финансового дела, перешёл работать в Министерство финансов. Расставание со своим начальником Кропоткин воспринял как большую личную и общественную утрату. «Наше прощанье с Б. К. Кукелем и его прелестной семьёй, — с горечью вспоминал он, — было похоже на похороны. Сердце моё надрывалось. В Кукеле я не только терял  дорогого,  близкого друга, но я сознавал также, что его отъезд означает похороны целой эпохи — богатой «иллюзиями», как стали говорить впоследствии, — эпохи, на которую возлагалось столько надежд».

Начиная с 1881 года Кукель много энергии отдавал делу, в котором можно было участвовать только по велению сердца. Став членом Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых, он последовательно состоял уполномоченным по губерниям: Курской, Тульской (1881 — 1885), Костромской и Ярославской (1885 —1902); в последних двух губерниях особенно проявилась его деятельность на пользу обездоленным слепцам.

По инициативе Бронислава Казимировича 31 августа 1886 года в Костроме было открыто училище для восьми слепых девочек. Договорившись с епархиальным начальством, он разместил их в старинном Богоявленском женском монастыре, основанном ещё в ХV веке. Слепым девочкам здесь очень нравилось: их обучали грамоте, они ходили на богослужение в небольшую церковь Воскресения на реке Дебре, учились петь в церковном хоре, заучивали на память стихи из «Псалтыря», любили слушать чтение книги Священного Писания... Когда в мае следующего года вспыхнул пожар, уничтоживший часть монастырских построек, училище нашло временный приют во флигеле дома костромского губернатора. Но Кукель прилагал все усилия для приобретения нового дома. Труды его увенчались успехом, и уже в октябре 1887 года состоялось освящение приобретённого под училище дома, рассчитанного на 30 девочек. В 1889 году в одном из его флигелей открылось училище и для слепых мальчиков на 15 человек. Недостатки этого здания и приток новых учащихся заставили Кукеля приступить в 1893 году к постройке специально оборудованного училищного дома на 60 детей, по 30 на каждый пол. Новое училище, построенное и освящённое в 1895 году, открыло свои двери для незрячих детей. Это здание красивой постройки сохранилось до наших дней и охраняется как памятник русского деревянного зодчества ХIХ века.

Учебные классы и мастерская здесь были хорошо оборудованы. Детей обучали корзиночному и щёточному ремёслам, игре на фортепьяно, флейте, настройке клавишных инструментов. В 1902 году при училище был создан профессиональный хор, певший в рабочих клубах, церквах и даже в Костромском театре. Первыми выпускниками учебного заведения были Н. Шилов, будущий поэт, автор проникновенных стихов о жизни незрячих, а также А. Белоруков и А. Баринова, которые написали пьесу «Слепые музыканты».

Одновременно с открытием училища Бронислав Казимирович усердно работал над организацией в Костроме местного Отделения Попечительства, которое официально было открыто 2 января 1887 года. Он не оставался равнодушным и к мерам по предупреждению слепоты, принимал деятельное участие в организации окулистических отрядов в Костромской и Ярославских губерниях и устройстве главной лечебницы Попечительства в г. Ярославле. Его плодотворная деятельность на пользу слепых была отмечена Советом Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых: Костромское училище носило имя своего основателя Б. К. Кукеля, а в день 25-летия Попечительства он был избран почётным его членом.

Бронислав Казимирович Кукель прожил долгую, трудную и благородную жизнь. Он скончался 13 июня 1914 года в Костроме.

Фридрих Иосиф Гааз (Федор Петрович)

Знаменитый венский окулист Адам Шмидт уже оставил врачебную практику, но письмо русского посла, которое он получил в тот день, озадачило его. «Прошу Вашего соизволения, — писал дипломат, — принять страждущего от грозящей ему слепоты князя Николая Васильевича Репнина...» Профессор тщательно осмотрел пациента и сказал: «Я  уже стар; лучше, чем кто-либо, операцию может провести мой любимый ученик Фридрих Гааз, доверьтесь ему...»

Своей молодостью двадцатилетний студент-медик сначала вызвал сомнения у Репнина. Но после операции, проведённой Гаазом, застилавшая глаза старого воина темная пелена исчезла. Участник Семилетней войны генерал-фельдмаршал Репнин, проникшийся симпатией к своему исцелителю, уговорил его ехать в Россию. Юный врач согласился и отправился в путь.

Поселившись в 1802 году в Москве, Фридрих Иосиф Гааз (Фёдор Петрович, как называли его все), скоро освоился в древней столице, привязался к её радушным и гостеприимным жителям и энергично взялся за дело. В Преображенском и Екатерининском богадельных домах он нашёл множество совершенно беспомощных больных, страдающих заболеваниями глаз, и принялся, с разрешения губернатора С. С. Ланского, за их безвозмездное лечение. Вести глазных больных он продолжал и после того, когда по велению вдовствующей Императрицы Марии Федоровны 4 июня 1807 года был назначен главным врачом Павловской больницы. Вступив в новую должность, Гааз не оставлял своих забот о страдающих глазами и постоянно посещал их в различных заведениях Москвы. Так, московский комендант доносил генерал-губернатору, что «развившаяся с необычайной силой в московском отделении для кантонистов эпидемическая глазная болезнь прекращена лишь благодаря энергии и знаниям нарочитого приглашённого известного специалиста доктора Гааза».

В 1809 и 1810 годах Фёдор Петрович, не без сопротивления со стороны начальства, совершил две поездки на Кавказ для изучения целебных свойств минеральных вод в районе Бештау. Ему удалось открыть и исследовать несколько новых серо-щелочных источников в Ессентуках, Железноводске и на Машуке. Польза, принесённая этими поездками, всё же получила признание, так как уже 22 февраля 1811 года статс-секретарь П. С. Молчанов уведомил министра полиции о производстве Гааза в надворные советники, вследствие обращения государем особого внимания на отличные способности, усердие и труды доктора Гааза «не токмо в исправлении должности в Павловской больнице, но и неоднократно им оказанные во время пребывания при кавказских целительных водах». В том же году Гааз на собственные средства издал книгу «Моя поездка на Александровские воды», являющейся крайней библиографической редкостью, ибо значительная часть её экземпляров погибла при пожаре Москвы 1812 года.

Захваченный общенародным подъёмом борьбы с Наполеоном, Фёдор Петрович Гааз вступил добровольцем в действующую армию. С походным лазаретом дошёл до Парижа. С окончанием Отечественной войны, выйдя в отставку, он заехал в родной Мюнстерейфель близ Кёльна, чтобы повидаться с родными, но вскоре заторопился в Москву. «Гааза, — как писал его биограф А.Ф. Кони, — неудержимо тянуло в страну, где он уже начал работу на общую пользу. Он вернулся в Россию — и, вполне овладев русским языком, слился душою с русским народом, поняв и полюбив его».

Гааз сделался одним из самых видных врачей Москвы. Первое время Фёдор Петрович не поступал на службу, а занимался частной практикой. Бедных он по-прежнему лечил бесплатно. Будучи человеком не корыстным, он, в силу своего положения, стал обладателем весьма хорошего состояния и завёл в подмосковных Ташках имение и суконную Фабрику. Русская культура для него стала столь же близкой и родной, как и своя, немецкая, на которой он вырос. Он любил дружескую беседу в кругу московской интеллигенции, с увлечением читал Гёте, Мюллера, Пушкина и состоял в оживлённой переписке со знаменитым немецким философом Шеллингом.

Тогдашний генерал-губернатор Москвы князь Д.В. Голицын предложил Гаазу стать членом губернского Комитета попечительства о тюрьмах, задачей которого было «возможное улучшение быта заключённых в материальном, гигиеническом и нравственном отношении». Исповедуя жизненное правило — никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя унижать человеческое достоинство, — Гааз, несмотря на многочисленные бюрократические препятствия, достигал послаблений, а то и заметных улучшений условий быта заключённых. Как старший врач тюремных больниц, он прежде всего добился уничтожения железного прута, к которому приковывали по двенадцать арестованных, и замены его на более или менее легкие кандалы, обшитые кожей. Все ссыльные, путь которых лежал через Москву, перековывались здесь в так называемые «гаазовские кандалы», чем и облегчались их тяготы в долгой и мучительной дороге в Сибирь. По его настоянию каждая партия, приготовленная к отправке, не сразу отправлялась по «Владимирке», ибо путь от Москвы до Богородска, где делалась первая остановка, был весьма длинным. Фёдор Петрович добился того, чтобы первая остановка была устроена за Рогожской заставой как полуэтап. Сюда многие москвичи несли арестантам подарки. Каждый понедельник утром к Рогожской заставе подъезжала знакомая всем москвичам пролётка доктора Гааза — он привозил корзины с припасами, которые в течение недели собирал для пересыльных. Он ободрял всех, у каждого спрашивал, получил ли тот вторую рубашку, ко многим подходил со словами «Поцелуй меня, голубчик». Нередко москвичи видели, что доктор Гааз сам идет с партией арестантов в своем фраке с Владимирским крестом в петлице, и никого это не удивляло, ибо все знали, что это «святой доктор» и «божий человек». Так его называли не только в Москве, но и на всём пути Москва — Сибирь. Так его звали заключённые, которые прошли через московскую пересыльную тюрьму.

На собранные им пожертвования и под его наблюдением перестроили московский тюремный замок, пристроили к нему ремесленные мастерские для заключённых. В тюрьмах отменили бритье половины головы у женщин, была улучшена пища, для чего Гааз внес 11 тысяч рублей от «пожелавшего остаться неизвестным благотворителя» (им являлся сам Гааз). Врач заботился о более частых свиданиях заключённых с родственниками, ссыльным доставлял письма, газеты, посылки, а их семьи снабжал денежными пособиями, которые получал в Комитете или собирал среди благотворителей. В 1832 году по его инициативе на Воробьёвых горах была построена тюремная больница на 120 мест, где санитарное состояние и лечение больных было поставлено на должный уровень. Особенно горячо Гааз хлопотал о невинно осуждённых, писал за них прошения Николаю I, добивался пересмотра их дел в судах. По данным регистрации московского тюремного Комитета, доктор Гааз с 1829 по 1853 год подал 142 прошения с ходатайствами о помиловании осуждённых или о смягчении наказания.

 Гааз старался воздействовать на души самих арестантов. В 1841 году, в пасхальное утро, Фёдор Петрович обошёл тюремные камеры, поздравил заключённых с Воскресением Христовым и подарил им небольшую книжку, написанную собственноручно специально для них. Она называлась так: «А. Б. В. христианского благонравия. Об оставлении бранных и укоризненных слов и вообще неприличных насчёт ближнего выражений, или о начатках любви к ближнему». И его старания не пропадали даром.

Душа «святого доктора» находилась в постоянной тревоге и за детей осуждённых, для которых он открыл школу. С детства приверженный к вере, воспитанный на образцах венских классиков Гайдна, Моцарта, Бетховена, очарованный красотой русских народных песен, он ревностно заботился о духовном и художественном развитии питомцев. Вот почему хоровое пенье, игра на музыкальных инструментах, чаще всего дарованных благотворителями, занимала здесь такое же важное место, как грамматика, арифметика, церковнославянский язык, рисование.

Постоянное общение с беднотой навело Гааза на мысль устроить больницу для лечения бесприютных, заболевших на улицах. Желание его, несмотря на чрезвычайные трудности, ему удалось осуществить в 40-х годах. Для своей больницы он воспользовался полуразрушенным домиком на Покровке и, собравши среди богатых купцов деньги, получил разрешение открыть так называемую полицейскую больницу на 150 коек. Сюда, в этот своего рода пункт скорой помощи, принимались лица, поднятые на улице в бесчувственном состоянии, незрячие, ушибленные, отравившиеся. Желающих поступить в «Гаазовскую больницу», как называл её народ, было гораздо больше имевшихся мест. И когда последовало запрещение принимать лишних, Гааз горячими просьбами и слезами всё-таки добился права принимать неограниченное число больных. При больнице в маленькой квартирке жил сам доктор. Здесь же он принимал многочисленных больных, давая им советы, снабжая лекарствами и делясь своими совершенно оскудевшими средствами. Не случайно у москвичей сложилась поговорка: «У Гааза — нет отказа!»

За оказание помощи глазным больным в богадельных домах, за избавление их от слепоты Фёдор Петрович Гааз был награждён Владимирским крестом 4-й степени. Это был первый в стране офтальмолог, удостоенный за свои труды высочайшего отличия.

При полном отсутствии в то время медикаментов для лечения трахомы Гааз успешно боролся с этой коварной болезнью санитарно-гигиеническими средствами. Немало он сделал и для борьбы с эпидемией оспы, угрожавшей населению слепотой.

В заботах о других Фёдор Петрович прожил свою жизнь в полном одиночестве. Летом 1853 года он сильно заболел, и весть о его безнадёжном состоянии потрясла всех его друзей. Почувствовав приближение конца, Фёдор Петрович велел перенести себя в большую комнату и открыть входную дверь настежь, чтобы все, желавшие его видеть и проститься с ним, могли входить беспрепятственно.

Он умер 16 августа 1853 года семидесяти трёх лет, употребив всё своё состояние на дело, которому служил всю жизнь. В пустых комнатах «друга больных и несчастных» нашли лишь поношенную одежду, книги и подзорную трубу (в неё он любил ночами смотреть на звёздное небо). В последний путь, до самого Введенского кладбища, его провожали десятки тысяч москвичей.

Благотворительность в России не насаждалась государством или церковью. Во всех слоях русского общества она выступала как непременная часть духовно-нравственной деятельности людей и особенно оживлялась во время стихийных бедствий, недородов, войн. В 1892 году в Поволжье от неурожая случился страшный голод. Народное бедствие вызвало к голодающим чувство сострадания тысяч и тысяч россиян. К.А. Тимирязев, В.О. Ключевский, Н.Е. Жуковский, В.И. Вернадский... Каждый из этих знаменитостей считал своим долгом выступить с публичными лекциями в пользу голодающих крестьян. Среди выступавших был и блестящий оратор, почётный член Петербургской Академии наук А.Ф. Кони. В тот трагический год Анатолий Фёдорович открыл многолетние чтения лекций, посвящённых доктору Гаазу. Считая, что на отдельных людей и на целое общество в их лучших порывах гораздо большее влияние оказывают живые примеры, а не теоретические рассуждения, он опубликовал в 1897 году в журнале «Вестник Европы» свою книгу «Фёдор Петрович Гааз», которую читатели назвали «поэмой о врачебном долге». В ряде других своих работ А.Ф. Кони рассказывал и о продолжателях дела Гааза: создателе Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых К.К. Гроте; писателе А.П. Чехове, хлопотавшем о детских приютах и школах на Сахалине; харьковском офтальмологе, основателе училища для слепых и глазной клиники профессоре Л.Л. Гиршмане; благотворительнице и писательнице Е.А. Нарышкиной. Этим он стремился постоянно пробуждать совесть у сограждан, чтобы не прерывались добрые традиции благотворительности.

Москвичу по душе и призванию Ф.П. Гаазу 1 октября 1909 года во дворе дома в Малом Казённом переулке, где он жил и трудился (ныне переулок Мечникова, 5), был поставлен памятник работы скульптора Н.А. Андреева. Создатель передал его в дар городу. На пьедестале памятника девиз Гааза: «Спешите делать добро». Проходят сегодня по узкому переулку старой Москвы люди, останавливают на надписи взгляд. Задумываются... «Кому и как делать добро?» Вероятно, в первую очередь тем, кто не может сам себе помочь... И так, как искренно и бескорыстно делал это Гааз.

Анна Александровна Адлер

Анна Александровна Адлер — подвижница благотворительно-просветительного движения в России. Она вошла в историю просвещения и культуры как первопроходец отечественного книгопечатания на рельефно-точечном шрифте и как зачинательница библиотечного и музейного дела для слепых.

Анна Александровна родилась 2 февраля 1856 года в Москве в семье полковника русской армии. Детство и юность её проходили в Казани, где она в 1874 году окончила Мариинскую женскую гимназию с серебряной медалью. Склонность к воспитательной, педагогической и просветительской работе зародилась у неё ещё в гимназические годы, а затем стала смыслом всей её жизни. Педагогическое образование Анна Адлер получила, учась на Казанских педагогических курсах, которые окончила в 1875 году. Домашняя наставница, устроительница библиотек для народа, организатор помощи бедным, голодающим, увечным воинам — вот те труды, которым она отдала вторую половину 70-х годов.

80-е годы стали началом почти 45-летней её деятельности на поприще просвещения людей, лишённых зрения. Благотворительная, просветительная деятельность Адлер была вызвана не кратковременным эмоциональным всплеском, — это было проявление её нравственных убеждений, патриотических настроений, гражданских чувств. Множество людей страдало от слепоты: дети не могли ходить в школы, проводили жизнь без грамоты и полезных занятий, плевелы слепоты лишали здоровых людей света в войнах, в гуще социальных низов, где из-за антисанитарных условий не было никаких заслонов заразным болезням. В умах гуманных, передовых людей того времени всё чаще рождались мысли повернуть общество от традиционно филантропической деятельности, носившей  ограниченный, локальный характер, к системе мероприятий, способных на научно-организованной, финансовой, стабильной основе оказывать социальную медицинскую просветительскую помощь низшим сословиям, обездоленной и приниженной части населения. Содержание людей с физическими недостатками — например, слепых, — за счёт пожертвований благотворителей в богоугодных заведениях способствовало лишь биологическому их выживанию. Здесь они имели только самое необходимое, без чего невозможно обойтись в жизни: ночлег, питание, одежду, возможность отправлять религиозные обряды. Но если у постояльца богадельни или приюта возникала потребность в какой-либо деятельности, в общественно-полезном труде, — он лишён был возможности эту потребность удовлетворить. Чтобы вывести человека из инертного состояния праздности, интеллектуальной неподвижности, для инвалидов по зрению нужны были другие учреждения, в основе которых был бы труд как средство раскрытия их потенциальных способностей и возможностей. Иными словами, для полноценного физического и интеллектуального развития слепых и включения их в социально активную жизнь необходимо обучение их грамоте, профессиональная подготовка, трудовое устройство в специальных мастерских.

Мысль о государственной организации общественного призрения, т.е. оказания социальной помощи нуждающимся, была высказана ещё в 40-х годах XIX века выдающимся русским государственным и общественным деятелем Константином Карловичем Гротом (1815 — 1897). В российском законе, по его мнению, должно быть записано: «Дети, калеки, неспособные к труду имеют право на призрение». К принципу правового понятия о государственном призрении Грот вернулся в 1880 году, когда со всей остротой (особенно после русско-турецкой войны 1877 — 1878 гг.) жизнь поставила вопрос о необходимости всестороннего социального обслуживания такой наиболее обездоленной части общества, как слепые. Но идеи Грота так и не получили законодательного оформления. Заботу о положении слепых, как и других инвалидов, чиновники возложили на общество, на плечи энтузиастов-благотворителей, которые, по сути дела, должны были решать задачи социальной политики государства.

Сам Грот при горячей поддержке и участии Императрицы Марии Александровны принялся за создание Попечительства о слепых в России и возглавил его. Это была общественная благотворительная организация в смысле материальных источников её существования, т.е. частных пожертвований. Однако по содержанию работы она являлась организацией социально-реабилитационной, просветительской, ибо ставила перед собою цель: обучение слепых доступным им ремёслам и занятиям, чтобы они могли существовать без посторонней помощи. Подобную задачу успешно можно было решать только при создании жизнеспособной системы школьного обучения, пусть элементарной, но хорошо поставленной профессиональной подготовки, обеспечения слепых учебными и наглядными пособиями. Подвижники благотворительности стали инициаторами таких начинаний в области обслуживания инвалидов по зрению, которые за сравнительно короткий срок — с момента основания Попечительства в 1881 году до Октября 1917 года — позволили добиться существенных успехов в борьбе с физической и духовной слепотой. Каждый посвящал избранному делу свою энергию, интеллектуальные силы и материальные средства, какими располагал.

Глазной врач и общественный деятель, доктор медицины Александр Ильич Скребицкий (1827 — 1915), входивший в Совет Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых, обратил внимание общества на широкую распространённость слепоты в России и провёл большую работу по выявлению глазных больных в разных губерниях страны. Тем самым им были заложены основы санитарно-гигиенической статистики глазных заболеваний. И всё это осуществлялось только собственными силами и средствами, без государственной помощи. Благоприятному исходу трудов содействовали помощники. Скребицкий писал: "Я не имею права молчать, что как ни кропотлива была моя работа, я не решился бы издать её: я не доверял своей непогрешимости. У меня были сотрудницы. Жена моя, Мария Семёновна, проверявшая по наличным источникам всю мою первичную и последующую работу. Она просиживала за этим занятием ночи, неоднократно обнаруживая мои промахи. Кроме желания оказать мне помощь, она, проникнутая сознанием важности задачи, проведшая свои молодые годы в уходе за слепым отцом, внесла в эти сухие, годами длившиеся занятия столько добросовестного труда, что только благодаря ей он оказался выполненным и не оставленным мною. Другим двум русским женщинам: Надежде Михайловне Адлер, в Москве, и её дочери, Анне Александровне, я много обязан за их контрольный труд нашей совместной с женою работы».

В результате сложных и кропотливых трудов, в которых Анна Адлер принимала участие, в 1886 году появилась книга Скребицкого «О распространённости слепоты и распределения слепых в разных местностях России». Её научное и практическое значение было огромно. Главный вывод работы — что слепота во многих случаях может быть предупреждена своевременной медицинской помощью — побудил Попечительство организовать глазные лечебницы, постоянные пункты офтальмологической помощи и глазные летучие отряды на больших пространствах страны — от Волынского края до Забайкалья и Монголии, от Урала до Нагорного Карабаха и Гянджи. Своё участие в исследованиях Скребицкого Анна Адлер рассматривала как возможность ознакомиться с миром слепых в масштабах России через статистические сведения, дающие представление не только о географии распространённости глазных болезней, но и о социальном и возвратном составе этой категории населения.

Сферу применения своих педагогических знаний Анна Александровна нашла в открытом в 1882 году Московском учебно-воспитательном заведении (школе) для слепых детей. Своим возникновением школа была обязана Московскому обществу призрения, воспитания и обучения слепых детей. Здесь началось её сотрудничество с инициатором создания школы, обер-пастором евангельско-лютеранской церкви св. Павла Генрихом Генриховичем Дикгофом (1833 — 1911). Как член распорядительного комитета и попечительница школы, она стала свидетелем того сочувственного отношения москвичей к слепым, которое они проявили при открытии этого необычного учебного заведения. В здании на углу Соколовского (ныне Электрического) и Малого Тишинского переулков в Больших Грузинах, где первоначально располагалась школа, поступали пожертвования от лиц разного достатка и сословий. Тут были самые разнообразные вещи и продукты питания, одежда, обувь, музыкальные инструменты, денежные суммы и т.п. Артисты Большого театра дали благотворительный концерт, весь сбор от которого пошёл на устройство быта и улучшение условий учёбы учеников. Это позволило к первой группе из 14 мальчиков и девочек принять ещё 7 учеников. На Рождественскую ёлку благотворители преподнесли детям 50 пачек пряников и 30 пакетов с карамелью, 2 ящика с печеньем и множество других лакомств. Свою лепту в общее дело из личных средств внесла и Анна Адлер.

При непосредственном участии Анны Александровны в школе разрабатывались методы преподавания русского языка, литературы, арифметики, истории, географии, естествознания. Был основан и фонд учебных и рельефно-наглядных пособий, выписанных из-за границы. Как известно, русский алфавит на основе рельефного шеститочия Луи Брайля (1809 — 1852) был разработал в 1881 году группой учителей Санкт-Петербургской (Александро-Мариинской) школы для слепых детей под руководством Е. Р. Трумберг. Тогда же система Брайля была включена в программу обучения незрячих детей. Перевод нотной системы на рельефно-точечном шрифте осуществила в 1883 году Анна Адлер. Воспитанники Московской школы начали учиться игре на фортепьяно, скрипке или виолончели не на слух, а по выпуклым нотам, что позволяло им точно воспроизводить мелодию музыкального произведения. Это дало возможность сразу поставить музыкальное воспитание учащихся на научно-педагогическую основу. Знание нотной системы на точечном шрифте служило фундаментом для изучения элементарной теории музыки, а это, в свою очередь, открывало путь к профессионализму, культуре владения инструментом или голосом. Создавались предпосылки издания нотно-музыкальной литературы своими силами, не прибегая к заказам её за границей. Невозможность издать пособие по нотной записи слепых заставило переводчицу собственноручно написать его по Брайлю. А тиражированием оригинала занимались уже сами учащиеся. Делалось это так: один из учеников, хорошо владевший чтением и письмом по системе Брайля, левой рукой читал текст,  правой рукой — записывал прочитанное на письменном приборе, а голосом то же самое произносил вслух, т.е. диктовал товарищам.

Среди первых музыкальных педагогов Московской школы слепых был главный дирижер Большого театра И. К. Альтани, изъявивший желание бесплатно обучать ребят игре на фортепьяно. Когда он впервые посетил школу, то увидел перед собой музыкально грамотных учащихся, с которыми у него тотчас установилось полное взаимопонимание. Давая ученику задание разучить пьесу, например — «Камаринскую» из «Детского альбома» П.И. Чайковского, он мог потребовать от него такой точности игры, которая соответствовала бы нотному тексту и указанным в нём нюансам. Для незрячего же учителя нотная система Брайля являлась незаменимым тифлопедагогическим средством. Благодаря её применению на уроках пения ученический хор под руководством незрячего педагога Николая Александрова мог исполнять русские народные песни, хоровые произведения композиторов-классиков. Хор исполнял и духовные песнопения во время литургии в приходской церкви Братолюбивого общества. А одна из учениц — Гликерия Мучкина, ставшая потом преподавателем музыки и подвижных игр, сопровождая занятия игрой на фортепьяно, непременно пользовалась нотной системой Брайля. Впоследствии из выпускников школы, прошедших хорошую музыкальную подготовку, будут созданы профессиональный хор и оркестр под управлением незрячего руководителя А. Д. Разина. Артисты работали здесь только с нотами на осязание.

Зарубежные тифлопедагоги, исследуя воздействие чтения книг на морально-психологическое состояние слепых, пришли к выводу: «... ничто так не интересует взрослых слепых и не доставляет им такого удовольствия, как сообщение им сведений о жизни их товарищей по несчастью». Публично на эту тему заговорили еще на I Брайлевском конгрессе 1879 года, а в 1882 году немецкий тифлопедагог Г. Кулль выпустил книгу очерков «Из жизни — для жизни». Познакомившись с книгой и её автором, доктор Скребицкий отмечал: «Едва ли можно указать другую книгу для чтения слепых всякого возраста и всех стран, более способную укрепить их волю, поощрить труд, направить их ум к достойным подражания идеалам из сферы деятельности им подобных слепцов, вызывавших удивление между зрячими. Поэтому книга эта, хотя и написана по-немецки и для немцев, отличается качествами, имеющими значение для слепых всех стран и народов. Кулль в биографических очерках изображает жизнь замечательных слепцов, не придерживаясь ни хронологического, ни географического (по странам) порядка. Он по преимуществу обращает внимание читателей на цели, которые они преследовали в своей жизни. Изложение его просто и вместе занимательно». Чтобы довести содержание книги Кулля до русского незрячего читателя, продолжает Скребицкий, «Я воспользовался в этом случае обязательным предложением Анны Александровны Адлер (в Москве), заявившей мне ещё в начале 1882 г. желание быть полезною в какой-либо форме русским слепцам. Она, до того совершенно незнакомая с немецким Брайлем, выучилась ему, перевела 1-ю часть издания Кулля на обыкновенный немецкий язык и уже с немецкого — на русский. Русскую рукопись, результат тройного перевода, А. А. Адлер доставила мне для просмотра. Затем она предполагала приступить к переложению её на русский Брайль... А. А. Адлер отказывалась от всяческого вознаграждения за свой труд. Она только просила дать ей 12 экземпляров для слепых Московского училища». Кинга Кулля, однако, так и осталась не напечатанной, типографии рельефно-точечного шрифта в России ещё не было.

Неудачи с выпуском книг по Брайлю навели Адлер на размышления о перспективах просвещения слепых в стране. Она пришла к заключению, что без книги, доступной осязанию незрячих, школьное образование развиваться не может, что дорога к полноценной духовной жизни, к овладению культурными ценностями без чтения будет затруднена. Возникло желание самой заняться книгопечатанием для слепых, и она обратилась с просьбой к Скребицкому познакомить её со способами печатания рельефом.

О первых шагах Анны Адлер на пути к изданию книг по Брайлю в России Скребицкий писал: «Удовлетворив первую настоятельную педагогическую потребность вновь открытого Попечительством училища, остававшегося даже без букварей для обучения грамоте, оборудовав его и другими пособиями, собранными и заказанными мною за границей, я решился отложить на некоторое время печатание книг Брайлем. Нежданно, негаданно явилась ко мне (1884) из Москвы Анна Александровна Адлер, до которой дошёл слух о напечатанных мною унциалом (рельефно-линейным шрифтом) книгах, с просьбой: обучить её тиснению точечным шрифтом. Хотя такая готовность её была мне на руку, но я, не доверяя этому предложению, представил ей затруднения, преодолеть которые будет ей не по силам. Я доказывал, что она с трудом найдёт, как я успел убедиться, типографию, даже для унциала, и едва ли приищет такую, которая будет согласна заниматься печатанием по системе Брайля. Когда же, в ответ на это, она мне сообщила, что она намерена работать лично, я был почти уверен, что из её затеи ничего не выйдет. В виду её настойчивости пришлось, больше из вежливости, уступить ей. Я ознакомил её со всеми необходимыми приёмами этого рода тиснения, сообщил заграничные источники, из которых она может приобрести подходящий шрифт, пресс и другие необходимые типографские принадлежности. Подходящую бумагу жена моя, Мария Семёновна, в виду благой цели А. А. Адлер, предложила ей в её распоряжение. Пожелав, после этой выучки, успеха, в который я не верил — мы расстались. Она возвратилась в Москву... » Мечта Анны Александровны дать русским слепым отечественную книгу по Брайлю подкреплялась теперь знанием технологии печатания подобных книг.

За типографским оборудованием предстояла поездка за границу. Во время командировки в страны Западной Европы Адлер ознакомилась с постановкой дела обучения и воспитания незрячих и одновременно решала свои полиграфические задачи. В Германии на собственные средства она заказала необходимое оборудование, которое дало бы ей возможность открыть частную типографию рельефного шрифта. Вернувшись домой, она без промедления стала добиваться от властей разрешения на книгоиздательскую деятельность. В 1885 году из-под пера чиновников разных рангов выходили документы, благодаря которым издательско-полиграфическое дело для слепых в России обретало юридическое, официальное признание. 13 апреля московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков выдал Анне Александровне разрешение на использование типографского оборудования. 10 мая последовало предписание Главного управления по делам печати, предоставляющее ей право на перепечатку книг по Брайлю в точном соответствии с оригиналом издания без прохождения в цензурном  комитете. 17 мая указанием московского цензурного комитета устанавливался порядок издания книг для слепых. И наконец 2 июля распоряжением гражданского губернатора Анна Адлер наделялась правом издавать и печатать книги в своей типографии.

Старинное село Троицкое (или Богородское) на берегу Десны, что под Подольском, в 35-ти километрах к юго-западу от Москвы... Здесь 15 июля 1885 года на даче в имении Дубровского Анна Адлер приступила к печатанию первой книги по Брайлю в России. Навыки работы с рельефным шрифтом, прессом, безупречное знание системы Брайля позволили ей самой делать набор, корректуру и тиснение. При выполнении технических операций ей помогали друзья и близкие: мать Надежда Михайловна, Э. Н. Герман, сестры Е. В. и Л. В. Мышецкие — члены дамского кружка, призванного пропагандировать чтение и письмо по системе Брайля. Типографские работы у женщин, которые прежде не имели дела с подобного рода деятельностью, продвигались достаточно успешно. Но речь шла не о перепечатке уже изданной книги, предназначавшейся для слепых, — такой книги в природе ещё не было,— а о создании первого совершенно нового специального учебного пособия, на которое тифлопедагоги могли бы опираться при обучении незрячих грамоте. Помимо этого, считала Адлер, содержание этого пособия должно преследовать нравственно-воспитательные цели, формировать в детях лучшие черты характера на примерах замечательных людей.

Таким пособием стал составленный ею «Сборник статей для детского чтения, изданный и посвящённый слепым детям Анною Адлер». Несомненным достоинством этого тифлопедагогического труда являлось то, что в нём первопечатница удачно соединила элементы букваря, книги для послебукварного чтения, хрестоматии и книги для чтения, предназначенные детям старшего школьного возраста. На напечатание своей книги Анне Адлер понадобилось пять месяцев. Книга вышла в конце декабря 1885 года объёмом в 67 страниц и тиражом в 100 экземпляров.

В начале 1886 года «Сборник статей для детского чтения» лёг на парты учащихся Московской школы для слепых детей и приюта для детей с дефектами зрения им. принца П. Г. Ольденбургского, а позже им стали пользоваться и учащиеся ещё одного специального учебного заведения — Московского училища, открытого Попечительством Императрицы Марии Александровны о слепых. Учебные занятия в школах по русскому языку, литературе и арифметике носили теперь системный характер. Младшие школьники, выучив азбуку по деревянным точечным буквам, открывали «Сборник» и читали в нём специально подобранные для детей стихи и рассказы русских писателей, например, Н. А. Некрасова «Мужичок с ноготок», «Дедушка Мазай и зайцы» и др. Те ребята, которые только что пришли в школу и не знали азбуку Брайля, занимались грамотой по выпуклому алфавиту, помещённому в пособии. Самостоятельное чтение на осязание воспитывало у детей вкус к художественному слову, помогало глубже понять смысл произведения, развивало память и устную речь. Хрестоматийный материал, представленный в «Сборнике» рассказом Д. В. Григоровича «Чёрный день пахаря», пополнял словарный запас учащихся, расширял кругозор, обогащал воображение, развивал образное мышление. Уже первые уроки литературы, проходившие с использованием «Сборника» Адлер, подсказали необходимость применения такого эффективного метода обучения незрячих, как объяснительное чтение. Впоследствии этот метод получит распространение и в других школах для слепых детей.

Познакомившись под руководством учительницы О. П. Постовской с брайлевским написанием знаков препинания, цифр и арифметических обозначений, учащиеся Московской школы учились грамотно писать, производили разные арифметические действия, делая записи на бумаге, и фиксировали результаты своей работы на геометрической «доске Саундерсона». Когда Анна Адлер работала со старшими школьниками, она обратила внимание на их склонность к ремёслам: плетению ковриков, корзин, сидений для стульев, вязанию шарфов и чулок. У любознательных ребят проявлялся интерес к различным машинам и механизмам. Вот почему в «Сборнике» были помещены увлекательные рассказы о русском умельце-самоучке Иване Кулибине, об американском механике Роберте Фультоне, создавшем первый речной пароход; чтобы показать учащимся, на что может быть способен слепой человек, она перевела на русский язык биографический очерк о Луи Брайле. Из очерка дети узнали об ослепшим в раннем детстве французском мальчике, оказавшимся потом творцом письменности для незрячих всех стран. Чтобы привить детям любовь к книге, воспитать культуру чтения, учитель школы В. А. Гольцев организовал внеклассное чтение художественной и исторической литературы. Круг чтения учеников расширялся за счёт переписываемых в дамских кружках произведений русских писателей-классиков. Чтение учащимися брайлевских книг содействовало их нравственному воспитанию и умственному развитию.

Ещё до появления адлеровской книги по Брайлю незрячие дети были знакомы, также на осязание, и с другой разновидностью печати — рельефно-линейным шрифтом, или унциалом, отражающим очертания обыкновенных букв для зрячих. Уроки литературы в школах слепых проводились по книгам «Детский мир» К. Д. Ушинского и «Наш друг» Н. А. Корфа, которые были напечатаны в Петербурге «унциалом А. И. Скребицкого» в 1882 году. Именно поэтому в своей книге Анна Александровна решила представить образцы двух систем рельефной печати — точечной и линейной, отображавших, к тому же, уровень полиграфической тифлотехники её времени. Весь литературный текст шёл по Брайлю, а унциалом следующая надпись:   «Село Троицкое. Пятнадцатое июля 1885 года. Первое издание». Рождение брайлевской книги в России в прессе было расценено как важное культурное событие. Сообщения о выходе книги появились в петербургских и московских газетах и журналах. В мартовском номере журнала «Русский слепец» за 1886 год была напечатана статья, оценившая это событие как блестящий успех, достигнутый благодаря энергии и самопожертвованию. Одна из петербургских газет сравнивала значение труда Анны Адлер с изобретением печатного станка Иоганном Гутенбергом и деятельностью первопечатника Ивана Фёдорова. Подвиг русской подвижницы получил высокую оценку за рубежом. В том же году германский «Журнал книговедения» опубликовал статью Теодора Гебеля «Героиня книгопечатного дела». Назвав Анну Адлер «наборщицей Божией милостию», он писал: «Если слепая девица Терезия Парадиз придуманными ею приёмами впервые возбудила в уме В. Гаюи мысль создать шрифт для слепых, то Анна Адлер, с своей стороны, предложила лишённым зрения своей родины, России, первую по времени книгу по новой, более упрощённой и усовершенствованной системе Брайля... После сказанного едва ли кто-нибудь решится возразить мне, если я назвал девицу А. А. Адлер, занявшую такое почётное место в истории книгопечатного дела, «героиней» его».

По тогдашнему этикету Анна Александровна послала экземпляр своей книги жене Александра III Императрице Марии Фёдоровне, которая являлась Августейшей покровительницей всех благотворительно-просветительных обществ для слепых в России. 5 марта 1886 года вместе с письмом благодарности Императрица послала дарительнице 100 рублей, а книгу направила в Совет Попечительства о слепых. До этого служащие Попечительства не торопились с приобретением столь ценного для специальных школ учебного пособия, а теперь, после вмешательства высочайшей особы, для Петербургской школы было закуплено 30 экземпляров «Сборника». По нескольку экземпляров его попало в школьные библиотеки и других заведений, которые были открыты к тому времени: Ревельского (ныне Таллинн), Киевского, Казанского, Костромского и Харьковского. Как член совета Попечительства императрицы Марии Александровны о слепых, Анна Адлер, занимавшаяся вопросами просвещения, предвидела, что с расширением сети учебных заведений для незрячих будет расти и число грамотных слепых, и спрос на брайлевские книги.

В 1887 году она издает вторую книгу на рельефно-точечном шрифте — «Сборник биографических статей для слепых детей среднего возраста». В книгу вошли: рассказы о великом русском учёном М. В. Ломоносове, биография Иоганна Гутенберга. Большой интерес у ребят вызвал рассказ о химике-самоучке, крестьянском сыне Семёне Власове. Деревенский пастух благодаря незаурядным способностям стал лаборантом Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, изобрёл красители, работал на монетном дворе. Составительница «Сборника» позаботилась и о том, чтобы дать незрячим школьникам материал для их профессиональной ориентации. С этой целью она поместила в своей книге очерк о замечательном французском слепом настройщике клавишных инструментов и фортепьянном мастере Клоде Монтале (1800 — 1865). Он явился зачинателем профессии слепых настройщиков музыкальных инструментов, а его заслуги были отмечены высшей наградой Франции — орденом Почётного легиона. Публикация очерков о выдающихся незрячих повлияла на периодические издания Попечительства — журналы «Слепец» и «Досуг слепых», которые на своих страницах стали регулярно печатать корреспонденции о людях, добившихся без зрения успехов в разных областях человеческой деятельности.

По сборникам Адлер грамотой овладевали учащиеся школ слепых России, Украины, Белоруссии, Эстонии, Латвии и Грузии.

Благотворительно-просветительное движение среди слепых ещё не приобрело широкого размаха, но его участники искренне старались понять нужды и запросы незрячих, принимались за решение самых насущных вопросов их социальной и культурной жизни. В 1891 году состоялся первый выпуск учащихся Петербургской школы для слепых детей. В следующем году группа слепых окончила Московскую школу. Незрячие юноши и девушки вступали в самостоятельную жизнь. У брайлевской книги появился взрослый читатель. Для обслуживания этой категории читателей необходима была не только соответствующая литература, но и организация общедоступной специальной библиотеки. Инициативу по созданию такой библиотеки в Москве приняла на себя Анна Адлер, помогали ей в этом видные деятели культуры того времени.

Известный историк и искусствовед И. В. Цветаев, работавший хранителем отделения изящных искусств Императорского Московского и Румянцевского музея (ныне Российская государственная библиотека), узнал от Адлер о том, что для обслуживания слепых книгой нужно помещение. Он и тогдашний директор музея, помощник попечителя Московского учебного округа В. А. Дашков, предложили ей открыть при музее небольшое отделение для слепых. В 1895 году в специально отведённом помещении для читателей был поставлен стол и выделены полки для размещения брайлевского фонда. Главным источником пополнения фонда была типография рельефного шрифта при Петербургской школе для слепых детей. 25 октября того же года Совет Попечительства принял решение о высылке Адлер по одному экземпляру книг, издаваемых Попечительством. Затем книги стали поступать из типографии Московской школы слепых, а также из частных типографий Е. П. Щёголевой в Москве и П. М. Должанского в Кривом Роге.

Удобное расположение библиотеки-читальни на углу Моховой и Знаменки, в самом центре Москвы, позволяло незрячим довольно часто посещать её. Здесь они бесплатно пользовались книгами. В разные годы читателями библиотеки были учительница музыки Г. Мучкина, переписчик нот по Брайлю А. Кошелев, скрипач И.Баринов, писатель Вс. Рязанцев, певчие светских и церковных хоров, щёточники и корзинщики мастерской для слепых. Сведения о новых поступлениях книг читатели могли почерпнуть из картотеки с брайлевскими надписями названий произведений на карточках, а с 1898 года из рельефно-точечного журнала «Досуг слепых», помещавшего в рубрике «Каталог книг для слепых» информацию о всех новинках брайлевской литературы. Число книг в количественном отношении было весьма скромным по причине малой производственной мощности типографий. Но литература для репродуцирования на рельефном шрифте подбиралась самым тщательным образом. Для начинающих читать по Брайлю на выдаче в библиотеке были «Новая азбука» Л. Н. Толстого и «Родное слово» К. Д. Ушинского. Из духовных книг можно было прочитать «Святое евангелие от Матфея», «Деяния и послания святых апостолов», «Начальные сведения из истории церкви» Н. И. Смирнова. Художественная литература была представлена произведениями А. С. Пушкина «Евгений Онегин», Н. В. Гоголя «Мёртвые души», И. А. Крылова «Басни», А. К. Толстого «Князь Серебряный». С историей Отечества знакомили книги «Родная старина» В. Д. Сиповского и «Чтения из русской истории с исхода 18 века» П. К. Щебальского. Для музыкантов были выпущены: «Краткое изложение нотной системы Брайля» Ф. Г. Абта, «Нотописание пунктирным шрифтом для слепых» В. И. Тебелева, «Практический учебник гармонии» Н.А. Римского-Корсакова, а для любителей рукоделия «Сборник образцов вязания на спицах» Л. И. Бабичевой. Так книга входила в культурный быт незрячего  читателя.

Изучая воздействие чтения на сознание и поведение незрячих, Анна Адлер выступила с докладом на эту тему на II съезде русских деятелей по техническому и профессиональному образованию, проходившему в Москве в конце декабря 1895 до начала января 1896 года. В своём докладе она отметила: «Книга есть то связующее звено, которое соединяет слепого со зрячим. Научить читать слепых и составить хорошую библиотеку для их употребления есть первые задачи, к осуществлению которых надо стремиться».

Организация Анной Адлер при Румянцевском музее первой общедоступной библиотеки-читальни для слепых явилась удачной попыткой вывести вопрос культурного обслуживания инвалидов по зрению из рамок частной благотворительности и проводить это обслуживание за счёт государственного бюджета.

Объективный процесс социального расслоения издревле закрепил за слепыми низшую ступеньку в обществе. В повседневном бытии слепой человек воспринимался как неполноценное существо — он не мог вносить своего трудового вклада в создание материальных ценностей, не участвовал в общественно-хозяйственной деятельности народа, в защите края в моменты опасности; как правило, не имел семьи и чаще всего был беспомощен в быту. Иначе и быть не могло. Ведь слепых длительное время никто ничему не учил и не знал, как учить; у окружающих их людей укоренилось представление, что незрячие не способны к какой-либо общественно полезной деятельности. Но сами слепые в жизни проявляли свои способности и умение в музыкальном искусстве, в стихотворном и эпическом творчестве, в вязании, в некоторых ремёслах. Наиболее проницательные люди в русском обществе сознавали, что не только важно помогать массам слепых занять достойное место в обществе, но необходимо знакомить зрячих с жизнью слепых. Своё понимание особенностей душевного мира незрячих В. Г. Короленко выразил художественными средствами в психологическом этюде «Слепой музыкант». В исследовательском труде «Воспитание и образование слепых и их призрение на Западе» А. И. Скребицкий показал на конкретных примерах успехи слепых в разных областях знаний и обобщил достижения мировой тифлопедагогической мысли. А. А. Адлер, дав слепым книгу и положив начало библиотечному обслуживанию их в общедоступной библиотеке-читальне, поставила перед собой новую задачу — пропагандировать тифлопедагогические знания среди зрячих музейными средствами.

Став сотрудницей Московского политехнического музея Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии ещё в 1888 году, Анна Александровна организовала здесь комиссию по образованию слепых. Чтобы раскрыть перед зрячими посетителями потенциальные возможности незрячих, а тифлопедагогам помогать совершенствовать свои знания, она приступила к сбору экспонатов по истории обучения и воспитания слепых в разных странах мира. Самую горячую поддержку в создании музейной экспозиции ей оказал Г. Г. Дикгоф.

В зале № 56, носящем название «Коллекция по воспитанию и обучению слепых», были выставлены предметы труда незрячих: корзины и щётки всевозможных размеров и назначений, работы по вязанию, шитью, сапожному и токарному делу. В одной из витрин были разложены образцы рельефных шрифтов В. Гаюи, Л. Брайля, В. Муна и А. И. Скребицкого, ящик с крупноголовыми булавками, с помощью которых незрячие составляли знаки брайлевского шеститочия, деревянные и цинковые письменные приборы Л. Брайля и Е. Гебольда, тут же — карманные приборы для письма, записные книжки и брайлевские издания. В другой витрине размещались приспособления для счёта: французский прибор «Кубаритм» с цифровыми значками и английская счётная доска Тайлора, рядом — прибор для построения геометрических фигур, таблицы по геометрии, механике и физике. На открытом стенде можно было «осмотреть» на ощупь ртутный барометр, компас, часы с рельефными обозначениями цифр, телеграфный аппарат Морзе, модель паровоза, центробежную машину, магнит, насос, мельничные колёса, органную трубу и т.п. В разделе рельефно-графических и наглядных пособий внимание посетителей привлекали гипсовые и целлулоидные географические карты с рельефным изображением ландшафта, металлический глобус, рельефные изображения из меди по естественной истории, а также гербарии, чучела животных и птиц. Для учащихся московских школ слепых Адлер устраивала экскурсии и сама давала пояснения к экспонатам.

 В помещении музея Анна Адлер создала и библиотечку, которая стала собранием книг по вопросам обучения, воспитания и общественного положения незрячих в России и за рубежом. Здесь имелись работы отечественных и зарубежных офтальмологов, тифлопедагогов и тифлопсихологов: С. С. Головина «О слепоте в России», Г. П. Недлера «Первоначальное воспитание слепого ребёнка», Я. Н. Колубовского «Международный съезд по делам слепых в Англии», М. Сизерана «Руководство для первоначального воспитания слепых детей», А. Мелля «Энциклопедия слепых», К. Бюрклена «Психология слепых» и многие другие. Услугами библиотеки пользовались преимущественно учителя школ для слепых, испытывавшие острую потребность в тифлопедагогической литературе, которая издавалась крайне малыми тиражами. В библиотеке существовал открытый доступ к книгам. Выбранная читателем книга выдавалась на руки.

Знали ли о музейном отделе слепых москвичи? При входе в музей можно было купить краткий указатель его коллекций за 20 копеек. Книжное издательство М. и С. Сабашниковых выпустило путеводитель по Москве, в котором рассказывалось об экспозиции музея и упоминалось, в частности, об отделе, посвящённом глухонемым и слепым. Почин Анны Адлер с демонстрацией экспонатов, отражающих труд и быт слепых, нашёл живой отклик в учительских кругах. В 1909 году, например, в Петербурге при библиотеке местной школы слепых открылась выставка, на которой были представлены образцы рельефных изданий А. Адлер, В. Муна, П. Должанского и Д. Коломнина. Тогда же аналогичные выставки прошли в Киеве и Воронеже.

Грянувшая в 1914 году Первая мировая война заставила Анну Александровну расстаться с работой в Политехническом музее. Патриотка не могла оставаться равнодушной к бедствиям людей, к пострадавшим на фронтах воинам. Она добровольно вступает в Никольскую общину сестёр милосердия Российского Красного Креста, оказывает помощь раненым и организует из призрение. Ослепший художник В. И. Нечаев, возглавивший тогда движение за создание Всероссийского союза слепых, обращается к ней за советами: как строить реабилитационную, просветительную и культурную работу в условиях увеличивающегося притока военноослепших? И она щедро делится своим богатейшим опытом работы с людьми, лишёнными зрения.

Революционные потрясения, Первая мировая, а затем Гражданская война нанесла удар ещё молодому книгоиздательскому, библиотечному и музейному делу слепых. Разлаженная система школьного обучения, ликвидация зачаточных форм льготного, социального обслуживания инвалидов по зрению, наконец, упразднение всех попечительских обществ лишили незрячих всего ценного и полезного, что было достигнуто в этих областях.

Всё предстояло налаживать заново. В феврале 1923 года незрячий юрист Борис Петрович Мавромати (1897 — 1938) организовал в Москве инициативную группу по созданию Всероссийского общества слепых. Вместе со всеми, кто искренне желал помогать слепым, в её работе принимала участие и Анна Александровна. Несмотря на возраст и пошатнувшееся здоровье, она помогала группе незрячих активистов — юристам Б. П. Мавромати и И. В. Попову,  инженеру Л.М. Гальперсону, которым была поручена разработка Устава ВОС. Ввиду отсутствия места для работы она предоставляет им свою квартиру на Остоженке, читает юридическую литературу, вносит свои замечания (в своё время она прослушала лекции по юриспруденции в Московском коммерческом институте). 8 сентября того же года Устав ВОС был зарегистрирован.

Минуло более 70 лет с того дня, когда закончился жизненный путь Анны Александровны Адлер (она умерла 22 июля 1924 года). Войдём в здание Российской государственной библиотеки для слепых в Протопоповском переулке, дом 9. Здесь к 100-летию начала библиотечного обслуживания массового читателя брайлевской книгой была развёрнута книжно-иллюстративная выставка. Первое, что мог найти на  стендах выставки  посетитель — это дарственный экземпляр книги «Сборник статей для детского чтения, изданный и посвящённый слепым детям Анною Адлер». Судя по дарственной надписи, книга 4 марта 1887 года была передана в Румянцевский музей, а оттуда она попала в нашу библиотеку. Работники библиотеки Ленинградской школы-интерната для слепых детей сохранили и другую книгу первопечатницы — «Сборник биографических статей для слепых детей среднего возраста».

Традиции гуманизма и просветительства, заложенные Анной Адлер, живут и сегодня — творцы и распространители брайлевской книги, печатники и библиотекари делают её доступной каждому незрячему.

Незрячие на съезде русских археологов

Почти сто лет тому назад, 19 августа 1902 года, в Харькове открылся XII съезд Императорского Русского археологического общества. Он проходил в помещении городской библиотеки. На съезд были приглашены незрячие музыканты.

Напомним нашим читателям, что представляло собой это общество. У его истоков стоял известный историк и археолог Алексей Сергеевич Уваров. В 1864 году Уваров создал Московское археологическое общество, ставшее со временем Всероссийским, и он же положил начало проведению археологических съездов, которые стали собираться один раз в три года. Первый съезд состоялся в Москве в 1869 году. Работу съездов финансировало Министерство народного образования. Активными участниками археологических съездов были И.Е.Забелин, В.О. Ключевский, И.В. Цветаев, В.Б. Антонович и др.

Помимо раскопок, проводившихся на месте древних городищ, курганов-могил русских князей, военных укреплений, русские археологи изучали жизнь и быт своих современников — создателей и хранителей культурных ценностей. В Малороссии, как тогда называли  Украину, были немало странствующих слепых музыкантов: народных сказителей, певцов, гусляров, гудошников. Им было посвящено первое заседание съезда археологов. Открывая съезд, профессор истории Харьковского университета Н. Сумцов отметил:

— Малороссийские песни и думы, сопровождаемые мелодичными звуками кобзы, лиры и бандуры, сыграли важную роль в жизни народа, особенно в XVI — XVII столетиях, когда украинская земля стонала под гнётом татар и поляков. Слепые музыканты подымали крестьянство и казачество на борьбу за свободу и независимость. На них смотрели с уважением и как на хранителей седой старины. Теперь же слепых кобзарей преследует полиция, а их песни стали исчезать из народного быта. Поэтому нам нужно собирать то, что ещё уцелело.

Этнограф и фольклорист Е. Иванов познакомил коллег с особенностями быта и нравов «невлипов», как называли себя незрячие на языке, придуманном ими для общения между собой в их собственном «мире». Они объединялись в слепецкие «обчества» и на сходках выбирали атамана, к которому обращались «пан–отец». Обыкновенно «общество» насчитывало от 100 до 200 невлипов, каждый из которых имел «лабальницу», т.е. бандуру или лиру.

Странствующий кобзарь со своим поводырём–мальчиком, на слепецком говоре — «катером», ходил из села в село, от уезда к уезду, играл на ярмарках и престольных праздниках, на свадьбах и именинах. Заработок, добытый совместными стараниями невлипа и катера, делился между ними по «справедливости».

Если у молодого и одарённого «калипа» или у мужчины постарше — «любка» — появлялось желание иметь в руках «науку», он приходил в «обчество», и пан-отец прикреплял его к «вчёному» невлипу, который обучал новичка лабать и псалты, т.е. играть и петь.

Слепецкие обчества на Украине чем-то напоминали цеха для профессиональных музыкантов Западной Европы, жившие по своим законам и порядкам. Благодаря веками складывавшейся организации невлипы могли заниматься общественно-полезным трудом, имели заработок, передавали навыки игры и сочиняемые песни и думы от поколения к поколению.

Сильное впечатление на участников археологического съезда произвёл концерт странствующих музыкантов. Первым на сцену вышел слепой лирник Ларион — молодой, чубатый, одетый в синие шаровары и расшитую узорами рубашку. Его голос, сопровождаемый печальными звуками лиры, заворожил публику трогательными словами думы «Про вдову и трёх сыновей». Вслед за лирником на сцене появился бандурист Терентий Пархоменко, который тронул души зрителей «Песней про Морозёнка» и развеселил задорными «Черевичками». Аплодисментами было встречено выступление прославленного кобзаря Украины Михайлы Кравченко, исполнившего думу «Про трёх самарских братьев». В заключение концерта популярный бандурист Иван Кучеренко спел с большим воодушевлением думу «Про Богдана Хмельницкого та Барабаша». Все невлипы-исполнители были награждены дружными аплодисментами, в их пользу были собраны денежные пожертвования.

Собиратель украинских дум и сказаний Е. Иванов, закрывая заседание, завершил свою речь такими словами:

— Пожелаем странствующим слепцам–музыкантам признания их человеческого достоинства, пожелаем для них особых убежищ и школ грамоты. Рождённый слепым да сохранится человеком!

Всеми участниками археологического съезда было поддержано предложение: добиваться от властей признания за слепецкими обчествами статуса юридического лица, что ограждало бы невлипов от произвола полиции и чиновников.

 

Александр Васильевич Бирилёв

В 1895 году студенты Казани как сенсацию восприняли известие, что их слепой земляк Александр Бирилёв блестяще окончил юридический факультет Казанского университета. В России он стал первым незрячим, получившим высшее университетское образование.

Александр Васильевич Бирилёв родился 8 марта 1871 года в Ярославле, в семье отставного мичмана Балтийского флота. В шестилетнем возрасте мальчик заболел и потерял зрение. В 1884 году семья Бирилёвых переехала в Казань. Когда Саше пришло время идти в школу, его могли бы определить в Казанскую школу для слепых детей, открытую здесь Попечительством Императрицы Марии Александровны о слепых. Но старшая сестра, высокообразованная и культурная женщина, очень любившая Сашу, запротестовала: недавно открывшаяся школа для слепых только становилась на ноги, в ней ещё не было специально подготовленных учителей, а обучение детей проводилось исключительно на слух, так как учебников и учебных пособий по Брайлю, рельефных наглядных пособий, географических карт и глобусов не было ещё и в помине.

И сестра мальчика взяла на себя миссию тифлопедагога, причём отнеслась к ней очень серьёзно. Занятия строились на основе гимназической программы. Преподавательница овладела системой Л. Брайля и обучила ей брата. Для того, чтобы Саша получал правильные представления об очертании границ России, о береговых линиях частей света, она сама из толстого картона вырезала карты. Так мальчик при помощи осязания изучал географию своей страны и земного шара. Саша прекрасно знал историю, русскую и зарубежную литературу, владел немецким языком. А в математических предметах он успевал так, что впоследствии сам преподавал геометрию в школе слепых. Знания, приобретённые под руководством сестры, позволили ему успешно сдать экзамены экстерном на аттестат зрелости и беспрепятственно поступить в университет.

Римское право, памятники русского права, законодательные акты, выработанные в период создания Соединённых Штатов Америки и эпоху французской революции 1789-1794 г., наконец, правовые документы, рождённые в процессе наших Великих реформ 60-х годов XIX в., — вот арсенал юридических источников, которые с увлечением изучал студент Бирилёв. Сестра по-прежнему помогала ему, даже посещала вместе с ним лекции в университете. Однако в день выдачи студентам дипломов произошел курьёз, смешанный с горечью. Отказываясь вручать Александру Бирилёву документ об окончании университета, члены государственной комиссии спрашивали:

— Что Вы с ним будете делать, в адвокаты или судьи идти?

Они не верили, что он сможет работать по специальности. Как мы уже говорили, Бирилёв был первым слепым, решившимся на столь смелый по тем временам шаг.

16 ноября 1895 года Александр Васильевич Бирилёв был принят в адвокатуру в качестве помощника присяжного поверенного, т. е. защитника, а в 1900 году стал присяжным поверенным по округу Казанской судебной палаты. К нему шли все, каждый со своими жалобами и горестями: крестьяне, рабочие, купцы, артельщики, мещане, государственные чиновники... Тогда, как и впоследствии, через руки незрячего адвоката проходило множество дел, и не было случая, чтобы он допустил малейшую неточность или несправедливость. Без преувеличения можно сказать, что Бирилёва знало население всего Среднего Поволжья.

Знакомство с насущными проблемами самого разного люда подтолкнуло его взяться за перо. Он становится сотрудником и корреспондентом «Поволжского вестника», «Казанского телеграфа» и ряда других газет.

Но главным, помимо юриспруденции, становится для Бирилёва изучение жизни, быта и психологии слепых. Александр Васильевич основательно разрабатывает эти вопросы. О результатах своих исследований он сообщает на публичных заседаниях. Так, доклад «О художественной и реальной правде в повести Короленко «Слепой музыкант» он изложил 29 октября 1900 г. на заседании Пушкинского общества. 17 декабря того же года им был прочитан доклад на тему «Об осязании слепых» в обществе невропатологов и психиатров при Императорском Казанском университете.

В 1914 году увидела свет брошюра Бирилёва «Об улучшении быта слепых в Казани». Он является автором ценной работы «Тифлопедагогическая техника», изданной в 1928 году. Публичные выступления и начатые труды Бирилёва горячо приветствовал слепой профессор-психолог А.М. Щербина.

Бирилёв принимал активное участие в организации в Казани первой школы второй ступени для слепых, т. е. десятилетки. По поручению Наркомата просвещения Татарии он инспектировал её работу и преподавал в ней математические дисциплины. 30 июня 1926 года состоялся первый выпуск из шести человек этой единственной тогда в нашей стране полной средней школы для слепых детей. В тот же период незрячий тифлопедагог разрабатывает систему математических знаков для письма по Брайлю, участвует в создании брайлевского шрифта для татарского языка, организует рукописные издания рельефно-точечных книг. Очень рано подружившись с системой Брайля, он прочитывал каждую книгу, оказавшуюся в его руках. Бирилёв считал, что чтение для слепого — окно, открытое в мир, в природу, в окружающую действительность. Оно приближает слепого человека к полноценной жизни.

Александр Васильевич Бирилёв, по рассказам его современников, помог многим незрячим найти своё место в жизни: поступить в вуз, выбрать профессию, поверить в свои силы. Умер он 11 марта 1959 года в Казани.

 

Лев Семёнович Выготский

Сейчас в России Льва Семёновича Выготского называют национальным гением. Тонкий психолог, эрудированный  искусствовед, талантливый педагог, большой знаток литературы, наблюдательный дефектолог, изобретательный экспериментатор, вдумчивый теоретик... За рубежом вклад его в науку оценили раньше, чем в нашей стране: посвящённые ему международные конгрессы прошли в 1979 и в 1980 годах. Профессор Чикагского университета, автор книг по философии и истории научной мысли, Стефан Э. Тулмин сравнил Выготского с Моцартом в психологии.

Между тем, на протяжении двух десятков лет имя Выготского вычёркивалось из истории науки в нашей стране. Он был как бы «условно забыт»: научные труды Льва Семёновича не переиздавались, а рукописи не публиковались тем более. Целое поколение психологов в России либо не знало имени Выготского совсем, либо знало лишь понаслышке. Дочь Выготского Гита Львовна тайком давала читать своим однокурсникам, студентам психологического факультета, работы отца. Иной возможности познакомиться с наследием мыслителя у будущих специалистов в области человековедения не было.

Биография Льва Семёновича Выготского не богата внешними событиями. Жизнь его — жизнь учёного — была наполнена изнутри. Родился он 5 ноября (по новому стилю — 18 ноября) 1896 года в г. Орше Витебской губернии (Белоруссия). Но уже через год семья переехала в Гомель, который и считается родным городом Выготского.

Его отец, Семён Львович Выгодский, был управляющим  отделением Соединённого банка в Гомеле и, кроме того,  представителем одного из страховых обществ. В написании фамилии отца нет опечатки — Лев Семёнович  в начале 20-х годов изменил букву «д» в своей фамилии на «т»... Мать Льва Семёновича, Цецилия Моисеевна, готовилась статъ учительницей, но почти всю жизнь посвятила воспитанию своих восьмерых детей (Лев был вторым ребёнком). Семья считалась — и действительно была — своеобразным культурным центром города. Есть сведения, что отец Л.С. Выготского основал в городе публичную библиотеку. В доме любили и знали литературу. Совсем не случайно из семьи Выгодских вышло так много известных филологов. Кроме Льва Семёновича, это его сёстры Зинаида, известный лингвист, соавтор многих выходивших у нас в стране иностранных словарей, и Клавдия; двоюродный брат Давид Исаакович Выгодский, замечательный филолог и лингвист, своеобразный, интересный поэт. Возможно, именно желание «размежеваться» со своим двоюродным братом и побудило Льва Семёновича изменить букву в своей фамилии. Они оба занимались тогда поэтикой. А может, как гласит семейное предание, Лев Семёнович хотел связать свою фамилию с названием городка Выготово, откуда вышла семья Выгодских.

Юный Выготский учился в основном дома. Лишь два последних класса он прозанимался в частной гомельской гимназии Ратиера. По всем предметам проявлял незаурядные способности. В гимназии он изучал немецкий, французский, латинский языки, а дома, кроме того, английский, древнегреческий и древнееврейский. В его аттестате  стоит пятёрка и по введению в философию. Гимназию Выготский окончил с отличными оценками по всем предметам.

Лев Семёнович Выготский всю жизнь был чрезвычайно активным человеком. Уже в пятнадцать лет он стал руководителем кружка по изучению еврейской истории. Национальный вопрос был острым, больным, и, естественно, возникало желание побольше узнать о своём народе. Несмотря на юный возраст, Выготский не ограничивался лишь изучением последовательности исторических событий, их внешней связи. На кружке он фактически занимался философией истории. Участники размышляли над вопросами: что такое история, чем один народ отличается от другого, какова роль личности в истории.

В 1915 году Лев Семёнович поступил на юридический факультет Московского Императорского университета. Диплом юриста давал возможность стать адвокатом, а тем самым — право на жительство вне черты оседлости для еврея. А «для души» с 1914 года одновременно обучался на историко-философском отделении в Московском народном университете им. А.Л. Шанявского. Этого отделения в «императорском» университете не было. Семён Филиппович Добкин, товарищ детских и юношеских лет Выготского, сохранивший с ним связь на всю жизнь, отмечает: «В этом народном университете преподавание находилось на очень высоком уровне. Дело в том, что в 1911 г. Московский государственный университет был совершенно разгромлен. Во время студенческой забастовки из него была исключена большая часть студентов. В знак протеста против полицейских репрессий министра просвещения Кассо более ста ведущих учёных демонстративно покинули университет, среди них Тимирязев, Лебедев, Зелинский, Чаплыгин, Вернадский. Многие из ушедших нашли себе приют именно в университете Шанявского, где таким образом собрались большие научные силы».

В 1917 году Выготский успешно закончил оба университета. По их окончании он приехал в Гомель, где стал работать преподавателем литературы и психологии в школе. Одновременно он вёл занятия в театральной студии и неоднократно выступал с лекциями, посвящёнными вопросам литературы и науки. Совестно со своим двоюродным братом Давидом Исааковичем Выгодским и Семёном Филипповичем Добкиным было организовано издательство «Века и дни» (название связано с тем, что предполагалось издавать как мировую классику, так и современную литературу).

Начавшееся ещё в студенческие годы увлечение психологией определило всю последующую судьбу Льва Семёновича. Он изучает психологию аномальных детей, выезжает для проведения экспериментов в школы-интернаты для слепых и глухонемых детей в Минске, Смоленске и Москве. В те же годы — то есть с 1917 по 1923 — Выготский организует лабораторию психологии в педагогическом техникуме. Читает там курс лекций  (впоследствии этот курс стал книгой, известной под названием «Педагогическая психология»). И вся эта бурная деятельность проводилась человеком, который уже в 1920 году находился на краю гибели — Льва Семеновича настигла первая атака туберкулёза, наследственной болезни семьи Выгодских.

Первым публичным выступлением Выготского в масштабах страны был его доклад на II Всероссийском психоневрологическом съезде (в Петрограде) «Методика рефлексологического и психологического исследования» в январе 1924 года. Слова, что доклад потряс всех, звучали и через четыре десятилетия! (Для читателей «Школьного вестника» может быть интересно, что в этом выступлении Лев Семёнович затронул, в частности, вопросы осязательной реакции у слепых). Вот как К.Е. Левитин передаёт рассказ другого нашего выдающегося психолога А.Р. Лурии:

«На трибуну вышел молодой человек — Выготскому в то время не было ещё 27 лет. Он говорил более получаса —ясно, чётко и логически безукоризненно... В руке Выготский держал маленькую бумажку, на которую изредка бросал взгляд, но когда после выступления Лурия подошёл к нему, то увидел, что на ней ничего не написано... Доклад, сделанный Выготским, настолько потряс Лурию, что он, несмотря на молодость лет бывший тогда учёным секретарём Института психологии, сразу бросился убеждать Корнилова, тогдашнего директора института, немедленно, сейчас же этого никому не известного человека, приехавшего в Ленинград из Гомеля, переманить в Москву. Лев Семёнович предложение принял, и его поселили прямо в институтском подвале...». Таким образом Выготский был приглашён в Москву для научной работы в Психологическом институте.

Остановимся на том, что сделал Выготский в дефектологии для детей с нарушениями зрения. До 1924 года школы для таких детей значительно отставали от общеобразовательных. Практиковавшееся воспитание не обеспечивало коррекции личности ребёнка в целом. Дети обучались и воспитывались в известном отрыве от окружающей жизни. Стало необходимо переоценить и переосмыслить накопленный дефектологами опыт работы. Это и было сделано на состоявшемся в Москве II съезде социально-правовой охраны несовершеннолетних.

26 ноября 1924 года Выготский выступил на съезде с докладом «О современном состоянии и задачах в области воспитания физически дефективных и умственно отсталых детей» (автореферат доклада был напечатан в брайлевском журнале «Жизнь слепых» № 2 за 1925 г.).

Д.И. Азбукин так описывает это яркое выступление: «С конференции 1924 г. дефектологи уехали не так, как уезжали с предыдущих конференций... Доклад Льва Семёновича в полном смысле был громом среди ясного неба, совершенно неожиданно и резко переворачивающим всю дефектологию. Начало доклада Л.С. Выготского было встречено с большим недоумением, очень многие  оглядывались, иногда возмущённо пожимали плечами — недоумевали. Можно было ждать бурного и очень тяжёлого исхода. Однако глубокая убеждённость Льва Семёновича, обаятельный голос, подлинная образованность и знание дела сказывались в каждой строчке, и все постепенно начинали понимать, что перед ними выступает не безответственная горячая голова, а большой ум, дающий право стать вождём дефектологии. Негодующие и возмущённые переглядывания и пожимания плечами становились всё реже и реже. Нового и малознакомого, но какого-то особого и обещающего человека, неожиданно пришедшего в дефектологию, всё больше и больше слушали с исключительно заострёненым вниманием, с глазами, ещё полными недоверия, но с искрой уже закравшагося уважения. Это заседание было огненной линией, проведённой между старой и новой дефектологией!».

Почему такой интерес вызвал доклад Льва Семёновича? Дело в том, что Выготский сумел преодолеть инвалидно-филантропический подход, в частности, к детям с нарушениями зрения. В своём докладе он обосновал необходимость и возможность приобщения слепых детей к трудовой деятельности.

С 1924 года Выготский работает и в институте дефектологии. В то же время он руководит отделом образования умственно и физически отсталых детей при Наркомпросе. Преподаёт в Академии коммунистического воспитания им. Н.К. Крупской и Педагогическом институте в Ленинграде... «Такой обстановки, в которой работал Выготский, не было ещё ни у кого, — вспоминал в 1976 г. А.Р. Лурия, — потому что ещё при жизни он стал очень популярен, к нему ходили, он никому не отказывал, его квартира была наполнена с утра до ночи посторонними людьми. Потом он регулярно ездил в Ленинград и Харьков, и вообще неизвестно, когда он работал».

Новая вспышка туберкулёза. Вообще всё, что сделал Выготский, было выполнено инвалидом II группы, так сказано во врачебной справке. Им написано огромное количество научных трудов. Выготский вёл чрезвычайно активную жизнь. При невероятной загруженности и катастрофической нехватке времени он «на переднем крае научной мысли». Он интересовался и дисциплинами, смежными с теми, в которых работал. В последние годы жизни, уже будучи профессором, он поступил в Медицинский институт, сдавал экзамены (Льву Семёновичу был интересен медицинский аспект тех психологических исследований, которые он проводил). Кроме руководства лабораториями, отделами, кафедрами, он читал лекции сразу в 2 — 3 учебных заведениях, состоял членом разнообразных комиссий. (С десяток! Эти комиссии в большинстве своём занимались решением проблем детства). И везде плодотворно трудился, это был его способ жизни.

Выготский много работал с детьми. Ему было с ними приятно, он был к ним чрезвычайно внимателен. Однажды старик из глухой деревни попросил посмотреть внука: его считали умственно отсталым, а дед не соглашался. Оказалось, правильно, ребёнок был слабослышащим. «Спасибо тебе, главный, — сказал, низко кланяясь, пожилой человек. — Спасибо за то, что ты узнал моего внука, а ко мне, старику, отнёсся с почтением. Много где я был, а хороших людей увидел только здесь».

Статья «Слепой ребёнок», возможно, главная работа Выготского, касающаяся собственно слепых. К проблеме воспитания детей с дефектами зрения он подошёл, опираясь на высказанное им же положение: «Слепота, создавая новый, особенный склад личности, вызывает к жизни новые силы... творчески и органически пересоздает и формирует психику человека. Следовательно, слепота есть не только дефект, минус, слабость, но и в каком-то смысле источник выявления способностей, плюс, сила, как это ни странно и ни похоже на парадокс!».

Как это перекликается с его собственной жизнью инвалида... Впрочем, разумеется, дело не только в личном опыте. Лев Семёнович использовал накопленный человечеством научный и культурный опыт. Он опирался на труды русских и зарубежных тифлологов А. Мелля, К. Бюрклена, П. Виллея, А. Скребицкого, А. Крогиуса и других. Кроме того, Выготский лично знал многих слепых, которые на его глазах достигали вершин в науке, изобретательстве и рационализаторстве. Он дружил и переписывался с незрячим профессором психологии Александром Моисеевичем Щербиной. (Переписка Выготского и Щербины представляет большой интерес для изучения отечественной тифлопедагогики и тифлопсихологии. Эти письма разыскала незрячая ученица А.М. Щербины, а ныне преподаватель Ленинградского университета, доктор географических наук Розалия Львовна Золотницкая. Переписка опубликована в журнале «Дефектология» № 1 за 1992 год). Был свидетелем выступления в печати слепого писателя Вс. Рязанцева, работы молодого математика Л. Понтрягина над докторской диссертацией, открытия Электромоторного объединения слепых «ЭМОС» по инициативе изобретателя П.И. Баринова.

Результаты своих исследований в части компенсации слепоты Выготский осветил, в частности, в статье «Дефект и сверхкомпенсация у слепых» (декабрьский номер однодневной газеты совета ВОС «В ногу со зрячими» за 1930 год). Выводы, к которым он пришёл, не утратили своего научного значения и социальной актуальности и поныне. «Прежде полагали, — писал учёный, — что у слепого ребёнка вся жизнь и всё развитие будут строиться по линии его слепоты. Новые исследования показывают, что развитие идёт в основном путём компенсации, т.е. против этой линии. Использование внутренних сил компенсации, ведущих развитие слепого ребёнка по пути преодоления трудностей, вытекающих из его недостатка, является основной задачей социального воспитания слепого ребёнка».

Научные труды Выготского по вопросам дефектологии оказали влияние на развитие системы обучения и воспитания слепых, глухонемых и слепоглухонемых детей. На результаты исследований выдающегося учёного-психолога опирались тифлопедагоги В.И. Коваленко и М.И. Земцова, тифлосурдопедагоги И.А. Соколянский и А.И. Мещеряков и другие.

Исследования Льва Семёновича актуальны и сейчас. А при жизни он создал большую научную школу. Он обладал даром объединять вокруг себя людей, создавать тёплые отношения. Н.Г. Морозова вспоминала: «Люди, работавшие вместе, становились самыми близкими людьми, для которых каждый из этого коллектива готов был сделать всё возможное, чтобы поддержать, прийти на помощь в работе и в жизни. И до сих пор между людьми, работавшими со Львом Семёновичем, сохранились почти родственные отношения. Это была вторая семья».

Дочь Выготского, Гита Львовна, также выделяет отношение отца к другим людям: «Л.С. Выготскому свойственно ответственное, сердечное отношение ко всем, с кем свела его судьба». Всего за неделю до своей последней болезни, 1 мая 1934 года, он пишет письмо Анне Петровне Щербина, недавно потерявшей мужа. В нём не только тёплые слова участия, но и предложение помощи. Лев Семёнович обещал содействовать увековечиванию памяти Александра Моисеевича Щербины. Хотел помочь в передаче архива А.М. Щербины в Киев, в организации вечера его памяти, в публикации его биографии. Своё обещание Выготский выполнить не смог. Гита Львовна свидетельствует: «9 мая его привезли домой с тяжелейшим лёгочным кровотечением, и ему не суждено было подняться».

Выготский работал и в последние часы своей жизни. В статье «Жить в России надобно долго...» («Литературная газета» от 11 июня 1997 года) И. Рейф пишет следующее: «Буквально в последние часы перед смертью он успеет пригласить к себе в больницу двух молодых сотрудниц, чтобы обсудить с ними вопрос об изменениях психики при одном нервном заболевании. А когда наутро они приедут к нему в Серебряный бор, им скажут, что этой ночью Лев Семёнович скончался...».

 Жизнь Льва Семёновича Выготского оборвалась в 37 лет 11 июня 1934 года в самый расцвет его творческой деятельности. Он умер от сильного легочного кровотечения.

Ближайшим ученикам Льва Семёновича не дали выступить на похоронах учителя. Слишком многие научные воззрения Выготского и его учеников были чужды существовавшей тогда в обществе тоталитарной системе.

А в посмертной судьбе идей Льва Семёновича трагическую роль сыграли его занятия педологией. (Выготский определял педологию как науку о ребёнке, охватывающую все стороны его развития — и телесную, и психическую). Через два года после смерти Льва Семёновича, в начале июля 1936 г., в газете «Правда» было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) под названием «О педологических извращениях в системе наркомпросов». Было постановлено (и так и записано!): «ликвидировать звено педологов в школах и изъять педологические учебники »; «упразднить  преподавание педологии как особой науки в педагогических институтах и техникумах»; «раскритиковать в печати все вышедшие до сих пор теоретические книги теперешних педологов». Педология была объявлена лженаукой. Тогдашний нарком просвещения А.С. Бубнов наиболее типичными для педологии назвал взгляды Выготского (а также Блонского).

На многие десятилетия было задержано в стране развитие педагогической и возрастной психологии. Мрачные времена наступили для учеников Выготского (а это был почти весь цвет отечественной психологии!). Им пришлось затеряться в различных институтах. И, хотя они и остались как бы связанными некими нитями приверженности к одним и тем же теоретическим основам, они были вынуждены излагать идеи Льва Семёновича без цитат и ссылок. К началу 50-х годов целое поколение педагогов и психологов либо не знало имени Выготского, либо было о нём лишь наслышано. И это по иронии судьбы произошло с наследием человека, который действительно принял Октябрьскую революцию. Более того, материалистическая диалектика, методология марксизма были основой научных теорий Выготского, а революционный пафос преобразователя — его личностной чертой. Ведь Выготский взялся за решение сложнейших проблем психологии на равных с признанными корифеями науки.

Сорок лет «Психология искусства» Выготского дожидалась своего издания. Двадцать два года не переиздавалась книга «Мышление и речь». Только в 1984 году был закончен выпуск шеститомника, включающего в себя многие (но далеко не все!) работы учёного. И сегодня произведения Выготского стали доступны всем.

 

Иван Афанасьевич Соколянский

Иван Афанасьевич Соколянский родился 25 марта 1889 года в станице Донской Екатеринодарской губернии (ныне Краснодарский край) в семье крестьянина-казака. Начальное образование получил в своей станице, педагогическое — в Кубанской учительской семинарии. В 1908 — 1913 годах учился в Петербургском психоневрологическом институте на педагогическом отделении естественно-исторического факультета. Дефектологическое образование получил на Мариинских педагогических курсах по специальности — обучение и воспитание глухонемых. Тифлопедагогику И. А. Соколянский изучал у известного русского психолога А. А. Крогиуса. Педагогическую деятельность он начал в 1910 году в качестве преподавателя Мариинского училища для глухонемых в Александровске близ Днепропетровска.

В первые же годы Советской власти И. А. Соколянский активно включился в создание системы образования для аномальных детей на Украине. По его инициативе были созданы врачебно-педагогические кабинеты, которые объединяли всю научно-практическую работу по  дефектологии. Особое практическое значение имеет разработанная И. А. Соколянским оригинальная система воспитания и обучения слепоглухих. В 1923 году по его инициативе была создана Харьковская школа-клиника для слепоглухих детей. Деятельность этого заведения уже тогда высоко была оценена специалистами, отмечавшими, что школа является выдающимся научным учреждением не только Советского Союза, но и мировой науки. Первая ученица И. А. Соколянского — О. И. Скороходова — стала известным учёным-тифлосурдопедагогом и писательницей. В 1930 году И.А. Соколянским был организован научно-исследовательский институт дефектологии в Харькове, где он был первым директором. Огромное значение его работы со слепоглухими детьми отмечал А. М. Горький.

В 1938 году И. А. Соколянский приглашается в Москву в научно-исследовательский институт дефектологии (до 1943 года назывался НИИ спецшкол и детдомов Наркомпроса РСФСР), работает в нём в качестве старшего научного сотрудника и директора школы для глухонемых до конца жизни. И. А. Соколянский вместе с доктором психологических наук А. К. Мещеряковым внёс вклад в подготовку массового обучения детей с дефектами зрения, слуха и речи, которое осуществляется с 1963 года в Загорской школе для слепоглухих детей (ныне Сергиев Посад). Один из их учеников, Ю. М. Лернер, писал: «Сейчас мы уже знаем десятки слепоглухих, которые живут полнокровной жизнью. Многие из них получили среднее образвание. А четыре воспитанника Загорского детского дома для слепоглухих детей после окончания МГУ стали научными сотрудниками».

Именно И. А. Соколянский и А. И. Мещеряков разработали научно обоснованную теорию обучения и воспитания слепоглухих детей, направленную на выявление фундаментальных закономерностей возникновения и развития человеческого поведения и человеческой психики... И, что особенно важно, И. А. Соколянскнй и А. И. Мещеряков сами, на практике, доказали истинность своих теоретических положений и педагогических методов.

И. А. Соколянскому (совместно с доктором психологических наук А. И. Мещеряковым) за цикл работ «Теоретическая разработка и практическая реализация психолого-педагогической системы воспитания и обучения слепоглухих в СССР» была присуждена Государственная премия СССР за 1980 год (посмертно).

Учёный предложил ряд изобретений в области тифлотехники. Его читальная машина представляет собой аппарат для чтения слепыми и слепоглухими обычных печатных изданий. Она передаёт типографские печатные знаки условными тактильными сигналами, воспринимаемыми с помощью осязания. И.А. Соколянский — участник ВДНХ СССР 1960 года; за разработку конструкции читальной машины он был награждён золотой медалью ВДНХ. Его труды отмечены также медалью К.Д. Ушинского.

И.А. Соколянский умер 27 ноября 1960 года в Москве.

 

Василий Ефимович Чугунов

Василий Ефимович Чугунов родился 25 декабря 1886 года в деревне Фомкино Буйского уезда Костромской губернии. В 1889 году он переехал вместе с родителями в город Тотьму Вологодской губернии, где в 1905 г. окончил учительскую семинарию. По окончании семинарии был назначен учителем земской школы в Устюженском уезде Вологодской губернии. В 1908 году за политическую пропаганду Чугунов был привлечён к судебной ответственности и уволен с работы. По прекращении судебного преследования он поступил в Петербургский учительский институт, который окончил в 1912 г. Затем работал учителем начального училища в Новгороде, а с 1916 по 1917 годы находился на военной службе.

В первые годы Советской власти он учительствовал в Петрограде, а в трудную пору гражданской войны занимал разные командные должности в Красной Армии.

Дальнейшая деятельность Чугунова связана с социальным обеспечением, обучением и воспитанием незрячих. С 1921 г. он — инспектор отдела социального воспитания Даниловского уездного отдела народного образования (Ярославская губерния) и одновременно заведующий школой.

В 1924 году В. В. Чугунов возглавил Ленинградскую школу для слепых детей. По его инициативе эта школа уже в 1926/27 учебном году была преобразована из школы первой ступени в школу второй ступени. С этого времени она начала направлять своих выпускников на рабфаки, а затем и в вузы. Наряду с хорошей общеобразовательной подготовкой школа давала хорошее трудовое обучение и музыкальное воспитание.

Василий Ефимович Чугунов принимал активное участие в подготовке кадров тифлопедагогов. С 1930 г. он преподавал в Ленинградском педагогическом институте им. А.И. Герцена: читал ряд курсов на факультете спецшкол и руководил практикой студентов, передавая свои знания в области тифлопедагогики и любовь к делу воспитания и обучения слепых детей. Он щедро делился богатым опытом с приезжавшими в Ленинград директорами и тифлопедагогами многих спецшкол нашей страны.

Чугунов избирался депутатом Ленсовета и районного совета депутатов трудящихся, был председателем постоянной комиссии райсовета по народному образованию.

За многолетнюю и плодотворную деятельность в области просвещения слепых Василий Ефимович Чугунов был награждён орденом Ленина, получил звание заслуженного учителя РСФСР.

Умер В.Е. Чугунов в 1952 году, в Ленинграде.

 

Алексей Иванович Дьячков

Русский сурдопедагог, доктор педагогических наук, профессор, автор трудов по истории образования глухонемых и слепых, Алексей Иванович Дьячков родился 6(18) августа 1900 года в селе Крюково Калужской губернии, в семье крестьянина. Педагогическую работу начал в 1921 году учителем начальной школы. В 1931 году окончил дефектологический факультет 2-го Московского государственного университета. Был оставлен в нём преподавателем, а затем возглавил деканат факультета и кафедру сурдопедагогики. Докторскую диссертацию он защитил под руководством выдающегося русского сурдопедагога, профессора Фёдора Андреевича Рау.

В первые дни Великой Отечественной войны Алексей Иванович ушёл в народное ополчение. Был тяжело ранен. Летом 1942 года он вернулся в Москву и возобновил работу на дефектологическом факультете МГПИ им. В.И.Ленина. Стремясь познакомить учителей школ для глухонемых детей с научным наследием сурдопедагогов прошлого, А.И. Дьячков вместе с А.Д. Добровой в 1949 г. издает «Хрестоматию по истории воспитания и обучения глухонемых в России».

С 1951 по 1968 гг. А.И. Дьячков являлся директором научно-исследовательского института дефектологии АПН СССР. Под его руководством и при его непосредственном участии создавались учебные планы и программы, методические пособия для дефектологических факультетов педагогических институтов, для специальных школ слепых, глухих и умственно отсталых детей. Его научные труды имели большое значение для развития обучения и воспитания слепоглухонемых детей.

А.И. Дьячков — инициатор создания «Краткого дефектологического словаря», увидевшего свет в 1964 году (2-е, дополненное издание под названием «Дефектологический словарь» вышло в 1970 г.). Он являлся членом редколлегии журнала «Дефектология», вёл большую общественную работу, принимал участие в международных совещаниях по проблемам специальной педагогики и психологии.

Труд А.И. Дьячкова был отмечен правительственными наградами СССР. Всемирная федерация глухих наградила его орденом высшего достоинства.

Умер Алексей Иванович 24 сентября 1968 г. в Москве.

 

Владимир Сергеевич Сверлов

В дооктябрьской России высшее образование получили 9 незрячих. Неимоверная настойчивость, трудолюбие, выполнение всех требований, которые учебные заведения предъявляли студентам, позволили им не только окончить вузы, но и доказать, что они могут работать наравне со зрячими. Причём никаких льгот незрячим учащимся тогда не предоставлялось. Через несколько лет после  провозглашения Советской власти государство предоставило инвалидам-учащимся ряд льгот, в том числе (помимо всеобщего бесплатного образования)— повышенные стипендии. Одним из первых, окончивших высшее учебное заведение в 20-х годах, был Владимир Сергеевич Сверлов.

В.С. Сверлов родился 12 апреля 1898 года в Иркутске в семье служащего. Несчастье — потеря зрения в результате атрофии зрительных нервов — постигло его в семилетнем возрасте. Несмотря на это, он успешно учился в гимназии вместе со зрячими. В 1920 году он поступил на геолого-географическое отделение физико-математического факультета Иркутского университета. А в 1923 году, в связи с закрытием этого отделения, перевёлся в Петроградский географический институт. В 1925 году учёба была завершена. Свою трудовую деятельность Владимир Сергеевич начал учителем географии в Ленинградской школе-интернате для слепых детей, а продолжил в профессионально-технической школе Наркомата социального обеспечения РСФСР им. М.В. Фрунзе, готовившей руководящих работников для работы во Всероссийском обществе слепых.

В 1932 году Владимир Сергеевич был приглашён на работу в Ленинградский научно-исследовательский институт экспертизы труда инвалидов (ЛИЭТИН). Здесь он занимался, главным образом, разработкой вопросов, связанных с социальной, трудовой и психологической реабилитацией инвалидов по зрению. Одновременно он работал над повышением своего образовательного уровня — в 1935 году окончил аспирантуру при Ленинградском университете и там же защитил кандидатскую диссертацию.

В начальный период своей деятельности Владимир Сверлов часто выступал с публикациями в восовской и общей печати. Если мы перелистаем ленинградскую периодику тех лет, а также такие издания, как «Жизнь слепых», «Путь восовца», «В ногу со зрячими», «Слепые на социалистической стройке», то найдём на их страницах большое количество статей, сохранивших свою ценность по сию пору. Содержание его трудов имело четыре основных направления: трудоустройство незрячих, ориентировка в пространстве, тифлотехника и тифлографика. Приведём здесь названия нескольких работ молодого учёного в той хронологической последовательности, как они публиковались, начиная с 1928 года: «Нужны ли слепым экскурсии?», «Прибор для рельефного черчения», «Восовец, овладей техникой», «Инструкция для изготовления самодельного рельефного глобуса», «О некоторых особенностях работы слепого над книгой» и другие.

В начале Великой Отечественной войны Владимир Сергеевич был эвакуирован в Иркутск, где до августа 1945 года работал заведующим учебной частью и преподавателем школы для слепых детей. Большое внимание он уделял работе с потерявшими зрение фронтовиками, о чём рассказал в статье «Опыт обслуживания слепых в тыловом госпитале», напечатанной в газете «Медицинский работник» 30 марта 1945 года.

Актуальными проблемами в жизни инвалидов по зрению в послевоенные годы были трудоустройство и обучение брайлевской грамоте. Но существовала ещё одна, не менее важная проблема — ориентировка слепых в пространстве. В результате боевых ранений лишилось зрения около 21 тысячи человек, много оказалось ослепших подростков, подорвавшихся на минах и снарядах. Тифлопедагоги, воспитатели, реабилитологи, персонал госпиталей для инвалидов Отечественной войны, которые непосредственно занимались восстановлением трудоспособности слепых, нуждались в рекомендациях — как помочь потерявшим зрение вновь стать  самостоятельными людьми. Этой-то проблемой и занялся Сверлов. Детально разработанная тема об ориентировке незрячих в пространстве была представлена ученому Совету Института дефектологии СССР, и в 1955 году Владимиру Сергеевичу были присвоены учёная степень доктора педагогических наук и звание профессора.

Перу тифлопедагога принадлежит более 70 научных трудов, посвящённых широкому кругу вопросов жизни и деятельности слепых. Среди них выделим такие издания, как «Охрана зрения, осязания и слуха в учебно-производственных предприятиях Всероссийского общества слепых», «Тифлотехника», «Восприятие скульптуры слепыми» и др. «Характерной особенностью его исследований, — писала профессор М.И. Земцова, — является оптимизм в подходе к пониманию потенциальных возможностей развития способностей незрячих, постоянное стремление постигать новое в науке и использовать его для улучшения жизни и труда людей». Владимир Сергеевич удачно сочетал научную деятельность с общественной работой, более четверти века он избирался членом Центрального правления ВОС. Выйдя на пенсию, учёный фактически не прекращал работу. Используя свой огромный опыт, он принялся за создание музея истории Ленинградской организации ВОС, а позже передал  эстафету журналисту и тифлологу Евгению Васильевичу Клюшникову.

В.С. Сверлов был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941— 1945 гг.». Он скончался 28 июня 1972 года в Ленинграде.

 

Николай Анатольевич Семевский

«Волшебнику, который вносит свет

во мрак,— моё восхищение».

П. Формикари, генеральный инспектор

Министерства просвещения Италии.

Более 40 лет своей деятельности Николай Анатольевич Семевский посвятил разработке тифлографики, ставшей новым предметом в обучении незрячих. Семевский создал методику, позволяющую незрячим и слабовидящим «читать» при помощи осязания рисунки и чертежи, выполненные рельефной линией, и самостоятельно чертить и рисовать.

Н.А. Семевский родился 18 мая 1898 года в Москве. По окончании реального училища и сельскохозяйственной Академии им. К.А. Тимирязева он преподавал проекционное черчение в школах и институтах столицы.

В конце 20-х годов случай привёл Николая Анатольевича в  московскую школу-интернат № 1 для слепых детей. Это и определило его дальнейшую судьбу. Впоследствии Н.А. Семевский не раз вспоминал свой первый урок в школе-интернате. Он говорил о красоте форм, линий, красок, о дирижабле, парящем в небе. Его слушали молча, но не понимали,— он чувствовал это. Растерянность, неуверенность в себе овладели молодым педагогом.

— Не отчаивайтесь,— утешали коллеги. — Первый блин — комом. Всё, что объясняете, сопровождайте показом. Глаза слепых — пальцы.

Тогда он стал искать. Придумал из воска и вара смесь — «бумагу». Вместо карандаша — гвоздь, вместо ластика напёрсток... Таковы были первые шаги к будущему изобретению — широко известному теперь тифлографическому прибору Семевского.

Через месяц, начиная урок, он уже мог сказать:

— Возьмите доски. Проведите прямую линию!

Войдя в мир незрячих детей, Семевский начал работать над созданием учебных пособий и методики по тифлографике. Цель, которую поставил перед собой учитель — дать своим ученикам правильное представление об объёме и форме разнообразных предметов при помощи рельефных рисунков, планов, схем и тому подобных изображений. Невозможно переоценить значение информации, которую несут иллюстрации в книге, и прежде всего в книге учебной. До Семевского у незрячих школьников не было возможности пользоваться такой информацией.

Н.А. Семевский подчеркивал, что умение читать графические изображения и делать их самостоятельно не только расширяет кругозор учащегося и облегчает его контакты с предметами окружающего мира, но и помогает при усвоении многих предметов школьной программы, особенно таких, как геометрия, физика, география и т.д. Изготовление проекционных чертежей с готовых моделей (например, деталей машин) и — обратный процесс — лепка из пластилина моделей по готовым чертежам вырабатывает у незрячих учащихся точность и конкретность пространственных представлений, тренирует воображение и готовит к будущей трудовой деятельности.

Специальный тифлографический прибор для графических работ, сконструированный Н.А. Семевским, состоит из пластины органического стекла размером 308 х 226 мм со слоем мастики — смеси воска с битумом, и комплекта инструментов: рейсфедера, циркуля, треугольника, рейсшины, уравнителя и др. Чертёж наносится на мастику. Хранится и переносится прибор в футляре, похожем на портфель. С более подробным описанием прибора и способами работы на нём читатели могут познакомиться по брошюре «Тифлографический прибор Семевского», выпущенной Главучтехпромом министерства просвещения РСФСР в 1953 году.

Семевский был убеждён, что рельефное рисование незаменимо в эстетическом воспитании незрячих. Свои размышления об этом он изложил в статье «На пути к прекрасному», опубликованной в № 12 журнала «Жизнь слепых» за 1966 год. «Занимаясь в течение многих лет обучением слепых детей тифлографике (в младших, средних и старших классах),— говорил он, — я пришёл к убеждению, что эстетическое воспитание их на уроках тифлографики не только возможно, но и необходимо.

Тифлографика позволяет ученикам приобщаться к восприятию таких областей искусства, как рисунок, живопись, архитектура, знакомит с выдающимися художественными произведениями более непосредственно, нежели через словесное их описание. Не исключено, что при свободном владении техникой тифлографики незрячие смогут создать изобразительные произведения, представляющие художественный интерес».

В кабинете тифлографики московской школы для слепых детей был создан ряд иллюстрированных фонофильмов: «Экскурсия в Московский Кремль», «Сосуды различных времён и народов» и др. Текстовой материал, сопровождаемый музыкальным и шумовым оформлением, записывался на магнитную плёнку. Каждый из учеников в классе получал специально составленный к этому фильму альбом рельефных иллюстративных изображений. Все рисунки в альбоме снабжались надписями по Брайлю. Работа учащихся с такими альбомами формировала у ребят представление о живописных полотнах и скульптурах, архитектурных памятниках, фарфоровых и керамических изделиях.

В 1956 году, когда работа Н.А. Семевского получила официальное признание, тифлографика была впервые введена в качестве обязательного предмета обучения во всех специальных школах для слепых детей Российской Федерации и в других союзных республиках. До этого тифлографика нигде в мире систематически не преподавалась,— делались лишь отдельные попытки обучить незрячих умению «читать пальцами» рельефные изображения на плоскости. Наиболее примечательными в этом отношении были работа Г.Н. Роганова, обучавшего взрослых незрячих чтению (но не изготовлению) производственных чертежей, и учебное пособие С.М. Гибора, предпринявшего попытку преподавать учащимся московской школы слепых тифлографику. Творчески используя их опыт, Н.А. Семевский разработал цельную программу обучения незрячих геометрическому и проекционному черчению, а также рисованию.

Какой резонанс имело включение в школьную программу тифлографики? Вот как оценил плоды труда Н.А. Семевского главный редактор журнала «Курьер Юнеско» С. Коффлер: «Я посетил много школ для слепых в разных странах мира, но то, что я увидел здесь, взволновало меня больше, чем всё, что я видел в других местах. Техника тифлографики, разработанная в этой школе, открывает новые перспективы и горизонты миллионам слепых детей всего мира...»

После введения тифлографики в советских школах для слепых преподавание этого предмета стало внедряться в учебные заведения зарубежных стран. Желая дать представление о новом предмете зарубежным читателям, Н.А. Семевский в 1957 году напечатал в Париже, в журнале «Курьер Юнеско», статью «Графика слепых».

О том, как тифлографика Н.А. Семевского вошла в жизнь незрячих школьников, на Московской киностудии документальных фильмов был снят фильм «Во имя человека», который демонстрировался на экранах Советского Союза и 19-ти стран мира.

Труд Николая Анатольевича Семевского был отмечен. Педагога-новатора наградили значком «Отличник народного просвещения» и удостоили почётного звания «Заслуженный учитель школы РСФСР».

14 февраля 1971 года Н.А. Семевский скончался.

Дело этого удивительного человека и педагога продолжает развиваться. Несколько десятилетий преподаёт в школе для слепых его последовательница, 0.И. Егорова. Впервые в России наша и зарубежная публика могла увидеть рисунки незрячих мальчиков и девочек (учеников Егоровой) на рождественской выставке творчества детей зимой 1993 года. А в 1996 году рисунки питомцев 0.И. Егоровой экспонировались в Бельгийской провинции Льеж на выставке изобразительного и декоративно-прикладного творчества детей с ограниченными возможностями здоровья, организованной Детским орденом милосердия.

 

Залм Иосифович Марголин

Незрячий тифлопедагог 3.И. Марголин был автором первой в нашей стране книги, изданной в 1940 году, по истории просвещения слепых в России.

Залм Иосифович Марголин родился 15 февраля 1908 года в небольшом украинском городке Городня неподалеку от Чернигова в семье мелкого служащего. В 1916 году начал учиться в гимназии, затем продолжил учёбу в средней школе в Гомеле. В 1927 году поступил на физико-техническое отделение Крымского педагогического института, которое окончил в 1930 году. Тогда же заболел и потерял зрение.

Марголина заинтересовали проблемы дефектологии и, в частности, постановка дела обучения и воспитания незрячих детей. Изучение проблемы он начал с исследования истории просвещения слепых с самых его истоков. Вот почему, когда Залм Иосифович учился в аспирантуре дефектологического факультета 2-го МГУ в Москве, темой его диссертации стала «История школ слепых в дореволюционной России и в РСФСР». Несмотря на большую загруженность в Московской школе-интернате №1 для слепых детей, где он преподавал рельефное черчение, Марголин в 1935 году успешно защитил кандидатскую диссертацию.

После защиты диссертации молодого тифлопедагога направили в Ростовскую школу для слепых детей. До начала Великой Отечественной войны он заведовал учебной частью школы, преподавал физику и математику и одновременно являлся научным сотрудником экспериментального дефектологического института в Ростове. Марголин разрабатывает специальные наглядные пособия по физике и другим предметам: электрофицированные мензурки, уровень, флюгер, звучащие географические и исторические карты. Подобные тифлотехнические новшества не только оживили уроки, но и способствовали более глубокому усвоению учебного материала. Характеризуя работу Марголина по усовершенствованию наглядных пособий, применяемых в обучении слепых, незрячий тифлопедагог В.С. Сверлов писал в своей книге «Тифлотехника»: «Именно таким пособием является изобретённая, сделанная и описанная З.И. Марголиным озвученная географическая карта для слепых. При правильном указании географического места (город, море и т.п.) на щите загорается электрическая лампочка; в нашем случае она заменена электрическим звонком. Даже самая простая географическая карта, рассчитанная на начальную школу, содержит несколько сот отдельных элементов, каждый из которых должен быть включён в контакт разомкнутой цепи электрического сигнала. Названия рек и морей, городов, гор и т.п. выносятся на особую таблицу, помещённую сбоку карты. Каждое название пишется по Брайлю».

Книга «История обучения слепых» 3.И. Марголина была издана Учпедгизом Наркомпроса РСФСР в 1940 году. Автор рассказывает об основании в 1807 году Валентином Гаюи Санкт-Петербургского института для слепых детей. Книга охватывает все стороны деятельности специальных школ и учебно-воспитательного процесса. В ней читатель найдёт перечень всех школ для слепых детей, открывавшихся как до революции, так и в советское время. Причём в этом списке значатся не только те школы, которые находились в ведении Попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых, но и те, которые принадлежали другим ведомствам. Общее их количество к 1917 году было доведено до 35. В книге Марголина мы встречаем имена подвижников просвещения слепых: А.И. Скребицкого, Г.Г. Дикгофа, А.А. Адлер, К.Н. Грота, В.А. Гандера и многих других. Автор приложил к своей книге таблицу важнейших дат в истории развития школ для слепых в России. Эта книга, как исторический труд, во многом не утратила своего значения и в наше время.

Дальнейшим планам научной деятельности незрячего тифлопедагога помешала война. Он вынужден был эвакуироваться в глубокий тыл страны. С осени 1941 по июнь 1944 Залм Иосифович работал завучем и учителем физики и математики в школе для слепых детей села Гродеково Джамбульской области Казахской ССР. В связи с болезнью он возвратился в Москву, где скончался ещё молодым человеком (в возрасте 36 лет) 19 августа 1944 года.

 

Юрий Александрович Кулагин

Видный советский тифлопедагог Юрий Александрович Кулагин принадлежал к поколению послевоенных учёных-дефектологов.

Он родился 6 июня 1924 года в г. Коврове Владимирской области. Юрий Александрович принадлежит к поколению, которое, едва окончив школу, вступило в ряды Красной Армии, чтобы защищать Родину. Ю.А.Кулагин принимал участие в боях с немецко-фашистскими и японскими захватчиками. В 1952 году он с отличием окончил психологическое отделение философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и поступил в аспирантуру Научно-исследовательского института дефектологии АПН СССР. Здесь под руководством профессора М.И.Земцовой он проводит экспериментально-психологическое изучение механизмов осязательного восприятия слепых. После окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации Ю.А.Кулагин становится старшим научным сотрудником сектора тифлопедагогики института, а с 1961 года — заведующим вновь организованной лабораторией обучения и воспитания слабовидящих детей. Впоследствии Ю.А.Кулагин возглавлял лабораторию тифлопсихологии, был учёным секретарем института, с 1968 года — заместителем директора НИИ дефектологии по научной работе.

Значительная часть трудов учёного посвящена изучению особенностей осязательного восприятия слепых и зрительного восприятия слабовидящих. Эти работы составили психолого-педагогическое обоснование для разработки специальных технических средств для слепых и их применения в обучении школьников с глубокими нарушениями зрения. За комплекс исследований, способствовавших созданию ряда тифлоприспособлений, он был награждён бронзовой медалью ВДНХ СССР. В 1968 году на её основе Кулагин создал монографию «Восприятие средств наглядности учащимися школ слепых», которая была отмечена первой премией АПН СССР. Яв ляясь академиком Академии педагогических наук, Ю.А.Кулагин принимал участие в подготовке программ для школ слепых, прилагал много сил к совершенствованию работы школ для слабовидящих детей и привлечению учителей школ к научным исследованиям. Под его руководством был защищён ряд диссертаций на дефектологические темы. Он активно участвовал в создании «Дефектологического словаря», «Книги для учителя школы слепых» и др., являлся первым редактором журнала «Дефектология». С 1975 года Ю.А. Кулагин был председателем научно-методического совета по дефектологии Министерства просвещения СССР. Он неоднократно представлял советскую специальную психологию за рубежом, участвуя в работе международных конгрессов, конференций, симпозиумов по вопросам дефектологии.

В последние годы Ю.А. Кулагин был директором Института дефектологии, возглавлял в качестве академика-секретаря бюро отделения психологии и возрастной физиологии Президиума АПН СССР. За многолетнюю и плодотворную работу в области народного образования и педагогической науки и за участие в Великой Отечественной войне он был награждён орденом Октябрьской революции, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, Дружбы народов и медалями СССР.

Ю.А.Кулагин умер 1 июля 1987 года в Москве.  

 

За рубежом. Люди и судьбы. Знаменитые слепые

Франческо Ландино

Франческо Ландино (Ландини) родился в 1325 году в г. Фьезоле, близ Флоренции, в семье художника Якопо Ландино. Он потерял зрение в раннем детстве после оспы и получил прозвище Чьеко (слепой). Как написано в одной из хроник, «острая наблюдательность дала ему внутреннее видение». Ф. Ландино получил разностороннее гуманитарное образование — знал грамматику, философию, искусство поэзии и даже астрологию. О его владении цицероновской риторикой свидетельствует стихотворение, из которого, в частности, следует, что он участвовал и в политико-религиозных диспутах. Франческо учился музыке у флорентийских мастеров Джованни да Каша и Якопа да Болонья. На протяжении всей своей жизни он служил органистом в кафедральном соборе Сан-Лоренцо во Флоренции. В 1364 году в Венеции на фестивале музыки и поэзии Франческо Ландино был увенчен лавровым венком, как ранее Ф. Петрарка. Современник Ф. Ландино Вилланди писал, что, помимо органа, он достиг совершенно необычайных успехов в игре на лютне, арфе, флейте, скрипке и чембало, а также в пении.

Но этот прекрасный музыкант обладал и композиторским даром. До нас дошло 155 его сочинений: двухголосные баллады (танцевальные песни) мадригалы, каччи (охотничьи песни) и др. Произведения Ландино отличаются пластичной, выразительной мелодией. Свои сочинения он диктовал ученикам и помощникам. Сборник произведений Ф. Ландино был обнаружен в архивах лишь в 1939 году. Творения Ландино по праву причисляют к вершине музыкального искусства раннего флорентийского Возрождения. Музыкальные пьесы незрячего композитора включаются в концертные программы современных исполнителей, записываются на грампластинки и издаются по Брайлю.

Ф.Ландино умер 2 сентября 1397 года во Флоренции.

 

Мартино Пезенти

Мартино Пезенти родился около 1600 года в Венеции. Незрячий от рождения, он брал уроки музыки у венецианского композитора Г.В. Грилло. В 1621-1634 гг. М.Пезенти служил придворным музыкантом у герцога Никколо де Росси. В 1643 году на Пезенти обрушилась новая болезнь — его разбил паралич. Однако он продолжал заниматься композицией.

Впоследствии в Италии вышло множество его сочинений: мадригалы, мессы, арии, мотеты, сборники клавирной музыки, в которых содержались только танцы. В своём музыкальном творчестве он являлся последователем знаменитого К. Монтеверди. Современник Пезенти, издатель Винченти, называл слепого маэстро «божественным гением» и «чудом века». Некоторые его произведения изданы по Брайлю.

М. Пезенти умер в 1647 или в 1648 году в Венеции.

 

Уцельрих Шенбергер

Своей поразительной учёностью прославился в XYII веке в Германии Уцельрих Шенбергер.

Он родился в 1601 году в семье придворного садовника. Детство мальчика было омрачено потерей зрения в трёхлетнем возрасте. Но его родители старались, чтобы слепой ребёнок черпал представления об окружающем мире всеми доступными ему способами. Мальчик карабкался по деревьям отцовского сада, бегал по дорожкам и зелёным лужайкам, любил слушать рассказы отца, умевшего ярко и образно обрисовать картины природы. Азы знаний Уцельрих приобретал в сельской школе, учась со зрячими детьми.

Благодаря способностям и прилежанию он достиг таких успехов, что учителя порекомендовали родителям послать юношу в Лейпцигский университет. Здесь он с увлечением изучал философию, математику и механику. Блестящее окончание университетского курса было отмечено присвоением двадцатидвухлетнему Шенбергеру учёной степени магистра. Молодой учёный был приглашён в Кенигсбергский университет на кафедру философии, где читал лекции как по основному предмету, так и по математике, механике и теории музыки. Настоящую страсть Шенбергер питал к иностранным языкам. Обладая хорошей памятью и лингвистическими способностями, он изучил семь языков, главным образом древних и восточных, и свободно читал на этих языках. Он владел древнегреческим, латинским, ивритом, халдейским, ассирийским, арабским и французским. Стремление к самостоятельности, к непосредственному восприятию того, что он изучал и познавал, натолкнуло его на мысль самому изобрести азбуку, доступную осязанию. Система Шенбергера представляла собой собою алфавит, буквы которого (их очертания) изображались из гибкой проволоки. Рассказывали, будто у Шенбергера было такое тонкое осязание, что он на ощупь мог различать цвета. Но что больше всего удивляет в рассказах о слепом учёном, — это его занятия стрельбой из ружья по звучащим мишеням. В качестве мишени выступал постоянно звучащий медный колокольчик. Говорили, что Шенбергер научился так метко стрелять, что на соревнованиях получал первые призы.

Уцельрих Шенбергер скончался сравнительно молодым — 47 лет от роду, в 1648 году. Незрячий учёный был воспет своим современником, поэтом Симоном Дахом. Прах его покоится в королевском соборе Регенсбурга. Надпись, высеченная на надгробии, гласит: «Здесь покоится учитель Уцельрих Шенбергер, который, не имея двух глаз на лице, носил тысячу глаз в груди».

 

Джиованни Гонелли

В XVII столетии в Италии широкой популярностью пользовалось имя незрячего скульптора Джиованни Гонелли.

Джиованни Франческо Гонелли (1603 — 1664) родился в маленьком городке Гамбасе. В самом начале своей художественной деятельности, на двадцатом году жизни, Джиованни после несчастного случая навсегда лишился зрения. Но Джиованни не ушёл из искусства. Он продолжал лепить, достиг больших успехов в мастерстве ваяния и обратил на себя внимание герцога мантуанского Карла Гонзага. На службе у герцога в должности придворного скульптора Джиованни провёл много лет.

Гонелли лепил фигуры из воска и глины, после чего его помощники воплощали их в мраморе. Сходство его скульптурных портретов с портретируемым было поразительным. Про Гонелли говорили, что «у него зрение на кончиках пальцев».

Помимо Мантуи, Джиованни жил и работал в Венеции, Флоренции и в Генуе.

Обладая выдающимся талантом, он часто выполнял заказы высших сановников и духовенства. Так, у Гонелли мы встречаем скульптурные портреты папы Урбана VIII. В своих записках французский путешественник Арно в 1648 г. писал: «Мне очень бы хотелось проехать через Лукку, чтобы видеть там чудо наших дней — знаменитого скульптора, который был мастером своего дела и, потом ослепнув, продолжает обрабатывать мрамор и даже производит похожие портреты, только ощупывая лица особ, для которых трудится».

Принцесса Палестринская донна Анна Колонна захотела увидеть этого необыкновенного мастера, которого знала  прежде при дворе Урбана, когда художник был зрячим. Желая проверить рассказы, слышанные ею, она подала ему в руки медаль и сказала, что на ней изображена голова её супруга. Затем принцесса спросила у слепого скульптора, что он думает об этом изображении. Художник,  ощупав медаль, начал целовать медаль и ответил: «Нет, вы не обманете меня, сударыня, я верно знаю, что это изображение доброго моего учителя Урбана».

Он также изваял великого герцога тосканского Фердинанда II, герцога мантуанского Карла Гонзага.

В Сиене до сих пор хранятся барельефы незрячего скульптора «Рождество Христово» и «Благовещение». Во дворце Сан-Гимачино стоит  бюст св. Варвары, а в галерее Эмполи — Богоматерь с Младенцем. Ему же принадлежат великолепные украшения хоров церкви св. Марии в Киапаре.

Джиованни Франческо Гонелли умер в 1664 году в Риме. Сохранился портрет Гонелли кисти художника Ливио Неуса и гравюра на меди художника Верлета.

 

Джон Стенли

Выдающимся представителем английской национальной музыки в ХVIII веке был незрячий органист и композитор Джон Стенли.

Дж. Стенли (1713 — 1786) родился в Лондоне. В трёхлетнем возрасте после болезни потерял зрение.

С детства у Джона обнаружилось музыкальное дарование. Его учителем музыки был знаменитый лондонский педагог Морис Грине. 11-ти лет Джон поступил органистом в небольшую лондонскую церковь. Весть о молодом талантливом органисте быстро распространилась среди прихожан и любителей органной музыки.

В 1726 году Джона Стенли пригласили в церковь св. Андрея. Там стоял великолепный орган, и незрячий музыкант играл на нём с большим наслаждением. Он часто засиживался за инструментом после богослужения, импровизировал, сочинял музыку. Композиции Джона Стенли были удачными, они получили признание специалистов.

В 1734 году Джон стал органистом кафедрального собора св. Павла в Лондоне.

Джон Стенли получил высокую оценку великого Георга Генделя, который завещал ему часть своего музыкального наследия. После смерти Генделя Джон Стенли вместе со своим помощником Христианом Смитом взял на себя руководство постановки его ораторий. Такой жанр, как оратория, всегда считался и считается чрезвычайно трудным для сценической постановки. В нём сочетается вокальное и оркестровое исполнение с драматическим действием. В ораториях Генделя выступают солисты, хор, и всё это дано в движении на сцене в сопровождении симфонического оркестра. Кроме того, содержание ораторий Генделя отличается глубиной замысла, а музыка — сложностью форм.

Каким образом Джону Стенли при полной потере зрения удавалось осуществить постановку генделевских ораторий, трудно себе представить. Но факт бесспорен, заслуга Стенли была совершенно очевидной.

В 1779 году Джон Стенли был назначен мастером Королевского союза музыки. И наряду с этим в 1782 году он приглашается главным органистом королевской капеллы.

Как композитор Стенли сочинил несколько музыкальных произведений для сцены, среди которых была драматическая пастораль «Аркадия». В 1761 году Стенли было поручено написать гимн к свадьбе короля Великобритании Георга III, а вскоре по собственному замыслу он сочинил оперу «Тераминта».

Сочинения Джона Стенли записывались секретарём и появлялись в печати. Среди них шесть концертов для септета и шесть концертов для секстета, 8 сонат для флейты с аккомпанементом и шесть сонат для флейты соло, четыре сборника кантат.

Камерные произведения Джона Стенли исполняются и в наше время.

Произведения Джона Стенли доступны для исполнения незрячими музыкантами, они помещены в «Сборнике произведений незрячих композиторов прошлого», выпущенном по Брайлю в 1982 году.

 

Филип Вишнич

Имя Филипа Вишнича, незрячего музыканта-гусляра, вошло в историю национальной культуры Югославии.

Филип родился в 1765 году в боснийском селе Медаш (Югославия) в бедной крестьянской семье. В раннем детстве мальчик лишился зрения. Вишнич обучался игре на гуслях в одной из школ для слепых музыкантов, которые в ХVIII веке были распространены в Югославии под названием «слепецкие академии». После расправы турок-янычар над его семьёй он вынужден был покинуть родной дом и стал бродячим музыкантом.

Красивый голос Вишнича, его звонкие гусли звучали на ярмарках, народных праздниках. Музыканта часто  приглашали на свадьбы, где он пел весёлые, шуточные, любовные песни севдолинки. Под задорный аккомпанемент гуслей хорошо было танцевать сербский народный танец — коло. Филип Вишнич славился и как исполнитель древних героических и эпических песен. Слепого гусляра радушно принимали в городах и деревнях сербской земли: Нови-Саде, Смедереве, Суботице, Панчеве и других.

В истории Сербии немало событий, окрашенных печалью и принёсших большие бедствия народу. 15 июня 1389 года на Косовом Поле сербско-боснийские войска во главе с королём Лазарем потерпели поражение от армии турецкого султана Мурада I. В Сербии установилось многовековое иго османской Турции. Гнёт захватчиков усиливался, уничтожались православные святыни. Когда янычары начали резню кнезов — представителей общественного самоуправления — сербский народ в 1804 году поднялся на восстание против поработителей. Филип Вишнич стал активным участником восстания. Как гусляр, он сопровождал отряды сербских повстанцев, участвовал в походах и пел героические песни «Уже кровь на земле проступила, час пробил за оружие взяться», «Начало восстания против дахий» и другие. Его песни говорили о героизме народа, звали к борьбе с захватчиками, рисовали образы героев-военачальников, среди них — верховного кнеза Карагеоргия.

В 1815 году сербский учёный-фольклорист Вук Караджич записал от Вишнича цикл эпических песен о сербском восстании. Автором многих из них был сам незрячий гусляр. Его песни обогатили сербский эпос художественными образами и вольнолюбивыми идеями.

В.Г. Белинский высоко оценивал значение югославского эпоса, в создании которого выдающаяся роль принадлежала Вишничу. На песнях Филипа Вишнича воспитывались и простые люди, и писатели, и политические деятели, боровшиеся за освобождение угнетённого народа. Не утратившие своей свежести и в наше время, они являются символом красоты, таланта и свободолюбия.

Филип Вишнич умер в 1835 году в Боснии.

Имя Ф. Вишнича присвоено культурному центру в Белграде, объединяющему издательство, типографию и библиотеку Союза слепых Югославии.

 

Иосиф Клейнганс

Этот тирольский скульптор вошёл в историю изобразительного искусства как мастер резьбы по дереву. Он родился в 1776 году в Инсбруке. На пятом году жизни лишился зрения. С ранних лет он увлекался лепкой, резьбой по дереву. Прежде чем изобразить какой-нибудь предмет, Иосиф Клейнганс ощупывал оригинал. Когда он работал над распятием Христа, он делал его по памяти, сохранившей то, что он видел до потери зрения. Уже взрослым И. Клейнганс прошёл школу ваяния у скульптора Франца Нисселя. Наряду с евангелическими и культовыми образами (распятие с фигурами Богоматери и апостола Иоанна, статуя св. Франциска) незрячий скульптор воплощал образы исторических деятелей и современников, например — Андреаса Гофера, руководителя тирольских крестьян, поднявшихся на борьбу против французских и баварских оккупантов.

Год смерти И. Клейнганса неизвестен. В 1864 году в Инсбруке была устроена выставка его скульптур. Произведения И. Клейнганса находятся в художественной галерее замка Амбразера под Веной. Слепой скульптор занял достойное место в «Энциклопедии слепых» А. Мелля.

 

Луи Видаль

Парижский ваятель Луи Видаль, несмотря на потерю зрения, стал выдающимся скульптором Франции.

Луи Видаль родился в 1831 году в городе Ниме. Он учился в Париже у знаменитых художников Барри и Рульяра. Лишившись зрения, Видаль продолжал лепить с помощью осязания, ощупывая модели животных, а также по памяти и воображению. Успех был фантастический.

Луи Видаль был мастером не только портретных бюстов, он прославился и как анималист, то есть скульптор, специализирующийся на изображении животных. Бронзовые скульптуры Луи Видаля и по сей день демонстрируются в музеях Франции: «Умирающий олень» в зале Министерства изящных искусств, «Львица» в Нанте, «Бык» в Ниме, родном городе Видаля, «Лежащая пантера» — в Орлеанском музее.

Луи Видаль умер в 1892 году в Париже, оставив заметный след в изобразительном искусстве своей родины.

 

Альбер Маго

Париж... Концертный зал «Трокадеро», вмещающий шесть тысяч зрителей, в тот майский вечер был заполнен до отказа. Давался концерт в память Валентина Гаюи — парижане отмечали 100-летний юбилей его детища, Парижского национального института для незрячих детей. Прозвучала оратория Шарля Гуно «Искупление», написанная только что, к юбилею, и исполненная симфоническим оркестром и хором парижской «Гранд-Опера» под управлением автора. За органом — знаменитый Каиль Сен-Санс. В зале царила такая атмосфера, будто все хотели искупить вину соотечественников, не оценивших в своё время подвиг Валентина Гаюи на ниве просвещения слепых.

Среди публики был юный музыкант Альбер Маго, которому ещё предстоит выступать в этом прославленном концертном зале, а пока он заканчивает Парижский институт слепых.

Альбер Маго родился в 1867 году во французском городе Невере, известном своей фарфоровой и фаянсовой посудой. Зрение он потерял сразу после рождения и никогда не обладал светоощущением. Когда мальчику было пять лет, родители решили познакомить его с выпуклыми буквами. Они пригласили учительницу, которая съездила в Лион, в институт для слепых детей, где ознакомилась с письменностью и системой обучения незрячих. Ребёнок горячо принялся за учение и быстро научился читать. Подушечки его маленьких пальцев не могли охватить всю букву, поэтому он тщательно обводил каждую из них, желая прощупать все точки. Альбер с жадностью принялся за чтение книг, которые ему давали. А книги были не по летам, довольно серьёзные: «Басни» Лафонтена, «Евангелие от Матфея», «История Франции» Ж.Гаде; особенно заинтересовала ребёнка естественная история.

Когда Альберу Маго исполнилось десять лет, он поступил в Парижский национальный институт для слепых детей. Мальчик был слабого здоровья. Окружённый дома заботой родителей и привыкший к домашним порядкам, он тяжело переносил жизнь в институте. Вставать нужно было в половине шестого утра, приходилось тратить много сил на занятия, нужно было есть, когда не хотелось. К тому же в спальне, классах и мастерских института было холодно. Но наука, чтение и особенно музыка увлекли его. А его недюжинные способности явились благоприятной почвой для успешных занятий. Он всё время шёл впереди, получал награды и в 16 лет окончил общеобразовательный курс института. Но занятия на органе он не прекращал, продолжал совершенствоваться в игре на этом сложном и прекрасном инструменте.

Профессора Парижской консерватории за много лет до этого стали интересоваться наиболее одарёнными в музыкальном отношении учащимися, постоянно присутствовали на выпускных экзаменах. В 1889 году, когда Альбер Маго заканчивал учёбу, его заметил самый лучший органист Франции Сезар Франк и взял слепого юношу в свой класс.

Курс обучения в консерватории был завершён успешно. Натура Альбера Маго была заряжена такой жизненной энергией, что окружающие удивлялись тому, как этот незрячий музыкант охватывал сразу несколько ипостасей на музыкальном поприще. Прежде всего он внёс свою лепту в музыкальное воспитание питомцев родного института, читал в нём в течение некоторого времени лекции по гармонии. Он работал церковным органистом в парижских храмах св.Викентия и св.Павла, а также в церквах Монруже и Медона. Но как ни странно, работа на одном месте в течение длительного времени не удовлетворяла его. Артист в душе, постоянно влекомый желанием общаться с публикой, ощущать непосредственно результаты своего артистического труда, он стремился добиться того, чтобы слепые музыканты имели возможность широко и разнообразно проявлять свои дарования. С этой целью он задумал пропагандировать творчество слепых музыкантов во всей Франции.

Одной из первых организаций труда слепых музыкантов явилось Общество вспомоществования бывшим воспитанникам Парижского национального института, созданное незрячим Жюлем Сиу. В своей деятельности оно пользовалось организационной и материальной помощью Ассоциации имени Валентина Гаюи, возглавлявшейся незрячим тифлопедагогом Морисом де ла Сизераном. Альбер Маго в 1890 г. был избран членом комитета Общества вспомоществования. С 1892 года по 1897-й он читает лекции в разных городах Франции, сначала бесплатно, потом в пользу Общества. Его лекции-концерты давали хорошие сборы, благодаря которым Общество могло расширить свою деятельность. Особенно удачным был концерт, данный им в церкви Версальского дворца с участием хора воспитанников Национального института слепых. Усвоив в совершенстве школу своего учителя Сезара Франка, Маго задался целью популяризировать систему знаменитого органиста и дал несколько концертов в зале Трокадеро.

«Около четырёх месяцев,— писал он,— я увлекался устройством этих концертов. В апреле 1898 г. я имел большой успех у публики, что меня очень порадовало за моего учителя. Пресса отнеслась сочувственно, и я не могу выразить, как много пользы принёс этот концерт для пропаганды органной музыки». Стараниями Маго было сделано очень много для превращения органа из чисто культового инструмента в инструмент, пропагандирующий музыкальные шедевры И.Баха, Г.Генделя, Д.Букстехуде, И.Пахельбеля и др.

Незрячий музыкант любил путешествовать. Обычно он отправлялся в путь один, проезжая по железной дороге тысячи километров. Для него, как общительного человека, умного собеседника, подобные путешествия всегда были интересными и плодотворными. Так, например, он совершил турне по Швейцарии и Эльзасу с концертами, которые дали хороший сбор в пользу слепых. Делая остановки в каком-либо небольшом городе Франции, он навещал бывших воспитанников Национального института, организовывал там лекции и концерты. Запасшись адресами и рекомендациями, Маго зондировал почву и, если замечал, что в одном городке в местной церкви нет пастора, то спешил переговорить с настоятелем прихода и влиятельными прихожанами раньше, чем эту должность успевали заместить. Речь его была убедительной, приковывала внимание собеседников, и те, в ответ на его обращение, старались ему помочь. Здесь ему удаётся достать слепому учителю уроки, там — настройку... Он же занимался поисками жилья для начинающего трудовую жизнь молодого слепца, поддерживал его морально.

Недостаточно, считал Маго, найти слепому место, надо ещё помочь ему удержаться на нём. С присущим ему тактом он успешно справлялся с этой щекотливой задачей. Иной молодой человек не умеет держать себя в обществе, слишком требователен к своим квартирным хозяевам. Иной с безраличием относится к повышению своего профессионального уровня. Возникает конфликтная ситуация. Маго сначала писал письма, потом приезжал сам, вникал в мотивы случившегося, вёл беседы с незрячим и, в конечном счёте, инцидент завершался благополучным исходом.

Французы постепенно привыкли к выступлениям слепых музыкантов. Играли они, как правило, хорошо, предлагая своим слушателям разнообразный репертуар. Вопросы же с пополнением репертуара у них решались с помощью Центральной библиотеки для слепых в Париже или «летучих» библиотек на местах: Бордо, Венсене, Лионе, Марселе. Фонд нотной литературы здесь составлял три тысячи тетрадей.

Альбера Маго справедливо считали душой общества вспомоществования. И действительно, он отдавал товарищам всего себя. Более 160 бывших воспитанников института благодаря его заботам жили музыкальным трудом. Лучшие из них зарабатывали свыше пяти тысяч франков в год, в среднем же слепцы получали от полутора до трёх тысяч франков.

В жизни Альбер Маго был исключительно самостоятельным человеком. За помощью к зрячим он обращался лишь в необходимых, редких случаях. Ведя самостоятельно переписку, он пользовался пишущими машинками с двумя шрифтами — «Ремингтон» и «Пихта». Вот почему даже при большой занятости его не смущал поток писем (около тысячи в год), на которые он всегда отвечал, а в экстренных случаях пользовался телеграфом. Следует отметить, что Альбер Маго написал мемуары «Школа Сезара Франка. Мои воспоминания».

На своём примере Альбер Маго доказал, что слепота не является непреодолимым препятствием в самоосуществлении человека, если он целеустремлён, настойчив и обладает сильной волей. Ему и его товарищам впервые во Франции удалось объединить незрячих музыкантов в трудовой коллектив, где они могли заниматься профессиональной музыкальной деятельностью и жить своим трудом. Примечательно, что эта заслуга Альбера Маго не осталась незамеченной правительством, и он был отмечен высшей наградой Франции — Орденом Почётного легиона.

 

Луи Вьерн

Луи Виктор Жюль Вьерн родился 8 октября 1870 года в городе Пуатье. Он был слеп от рождения, но операция, произведённая в семилетнем возрасте, привела к частичному восстановлению зрения. Он учился сначала в Парижском институте для слепых детей, затем в Парижской консерватории у композиторов С. Франка и Ш. Видора. В 1892 году Видор сделал его своим помощником в церкви Сан-Сюльпис, а через два года — ассистентом в своём классе в консерватории.

Концертную деятельность Л. Вьерн начал с 1893 года. На протяжении всей своей жизни он многократно объезжал страны Западной Европы и Америки, исполняя классический репертуар и собственные сочинения. С 1900 года  Л. Вьерн работал органистом в соборе Парижской Богоматери (Нотр-Дам де Пари), а с 1911 года вёл класс органа в Схола Канторум — одном из старейших высших учебных музыкальных заведений Парижа. Учениками Вьерна были известные мастера органной игры и композиторы М. Дюпре, Ж. Бонне, Н. Буланже, М. Дюрюфле.

В своём творчестве Л. Вьерн близок своим учителям — С. Франку, Ш. Видору, а также Г. Форе. Он сочинил две симфонические поэмы для пения с оркестром, фортепьянные прелюдии, поэму для фортепьяно с оркестром, фортепьянный квинтет, скрипичную и вокальную сонаты, несколько вокальных произведений. Основную же часть его творческого наследия составляет органная музыка: 6 симфоний, 24 пьесы в свободном стиле, фантастические пьесы и другие сочинения. Ряд его произведений записан на грампластинки и издан по Брайлю.

Луи Вьерн умер 2 июня 1937 года в Париже.

 

Герман Кеглер

Герман Кеглер родился в 1885 году в польском городе Лодзи. В раннем детстве из-за болезни потерял зрение. Его определили в Венский институт для слепых детей, где он получил хорошую музыкальную подготовку. По окончании института он переехал в Германию, в Лейпциг, совершенствовался в фортепьянном и композиторском искусстве у профессоров консерватории.

На протяжении нескольких десятков лет Кеглер с большим успехом давал концерты в Германии и за рубежом, виртуозно исполняя фортепьянные произведения Бетховена, Шумана, Шуберта, Брамса, Листа и других композиторов.

Кеглеру-композитору принадлежат симфония, оркестровая увертюра, концерт для скрипки с оркестром, множество вокальных произведений. Концертную и творческую деятельность он успешно сочетал с преподаванием музыки. Умер этот замечательный музыкант в 50-х годах нашего столетия.

 

Милан Будимир

Замечательный югославский филолог Милан Будимир родился 2 ноября 1891 г. в городе Марконич (Босния). Он окончил классическую гимназию в Сараеве. С 1900 по 1914 гг. изучал греческий и латинский языки, литературу и археологию в Венском университете. Во время Первой мировой войны был заключён как политически неблагонадежный в тюрьму, а затем призван в действующую австрийскую армию.

В 1918 году Милан Будимир вернулся на родину. Война лишила его зрения. В 1920 году он с отличием окончил докторантуру и в том же году стал доцентом Белградского университета. Здесь в должности доцента, а затем заведующего кафедрой классической филологии, профессора, он развернул плодотворную педагогическую и научную деятельность.

Милан Будимир — член Академии наук и искусств в Белграде, член-корреспондент Югославской Академии искусств в Загребе, автор свыше 160 значительных работ в области классической филологии, истории и балканистики.

 

Франц Иосиф Домен

Более ста лет тому назад жители американского штата Техас могли встретить на городских улицах высокого, с тонкими чертами лица человека лет тридцати. Это был Франц Домен — обходительный, весёлый и скромный человек. Те, кто его знал, говорили, что он многого добился в жизни, несмотря на потерю зрения в раннем детстве. А читатели русского журнала «Слепец» могли прочитать о  нём в февральском выпуске за 1906 год. Вот что там говорилось:

«В настоящее время всё чаще и чаще встречаются слепцы, выдвинувшиеся в области науки и даже в искусстве. Много есть слепых музыкантов и учёных. Тем не менее таких замечательных слепых, как приглашённый недавно лектором в Техасский университет д-р Домен, мало. Франц Иосиф Домен лишился зрения, когда ему было 6 лет. Отец его был немецкий глазной врач, переехавший на жительство в Техас. Слепой мальчик поступил в местное училище слепых, где скоро обратил на себя внимание своими способностями к музыке и математике. Он играл на скрипке, органе и фортепиано. 18-ти лет от роду он поступил в Техассккй университет и блестяще выдержал экзамен. Его постоянной  спутницей и помощницей была мать. Он прослушал курс по английскому, немецкому, французскому языкам, истории, математике, физике, национальной экономике, философии и латинскому языку. По всем предметам он оказывал хорошие успехи, но особенно давалась ему математика: он легко решал самые трудные задачи. По окончании университетского курса он с матерью поехал в Германию, где тоже слушал лекции в университетах разных городов, преимущественно же Дрезденском, где и получил степень доктора. Когда он возвратился в Америку, ему одновременно предложили кафедру математики в Гарвардском и в Техасском университетах; он выбрал последнюю. Университет гордится своим слепым профессором. Домен знаком со всеми системами письма для слепых. Мать его переписывает для него книги при помощи пишущей машины шрифтом Брайля. Когда он сам записывает учёные рефераты, он пишет изобретённой им самим стенографией. Пишет он также очень бегло и без ошибок на обыкновенной пишущей машине для зрячих. Д-р Домен написал статью о «чувстве пространства» и говорит, что, проходя мимо столба, дерева или дома, воспринимает их близость, как если бы он был зрячий».